Он говорил о Пендрагоне. Когда Урта встал, пристегивая меч, сходство между ними выступило еще ярче – в глазах, в изгибе губ, в железе взгляда.
– Думаю, от тебя зависит его жизнь. Он надеется, что когда-нибудь будет рассказывать о тебе детям.
Урта понимающе кивнул, просветлел лицом:
– Да, Мерлин, глаз у тебя острый даже и без волшебства. Хотел бы я знать, который это сын и какого из моих правнуков?
Будущий правитель, сказал я ему и больше ничего не мог добавить. Слишком дорого обходилось заглядывать так далеко вперед, и я не поддался искушению тогда, в Тауровинде. Однако я добавил:
– И правитель, который не забудет своих предков, пока я буду рядом, чтобы ему напомнить.
Урта покосился на меня уголком глаза. Вокруг шатра грохотали, скрипели осями колесницы, тяжко сгустился запах пота. Урта раздумывал, считать мои слова лестью или утешением. Память потомков для него много значила. Эти грубые воины всегда наслаждались мыслью о будущей славе.
– Только не рассказывай ему обо мне всего.
– Еще бы…
– Щит Диадары…
– Ты отыскал его. Славное было деяние.
– Может, еще и найду. Время есть. Но довольно. Что Мунда? В плену у Отравленного? Жива?
Когда я рассказал ему все, что сумел узнать, боль на его лице ветром сдуло. В глазах снова загорелись искры.
– Она во дворце?
Я сказал ему, что знал, повторил слова Киноса. Урта вышел из палатки и устремил взгляд за океан.
– Знаешь, – сказал он мне, – когда ты впервые сошел на берег, я мог бы поклясться, что слышу ее зов. Надо было мне пойти с тобой.
Прилетевшее откуда-то копье пробило полотно шатра, и мы, все трое, растянулись на земле.
– Так я и знал, что палатки разбиты слишком близко, – пробормотал наш вождь, поднимаясь.
Но на нас упала тень, сверху послышалось хриплое дыхание усталой лошади. Широкоплечий воин в доспехах из железа и кожи возвышался над нами, разглядывая сверху вниз. Трудно было рассмотреть лицо против сияющей синевы неба, но улыбку я узнал. Это не был Пендрагон, как мне сперва подумалось.
– Благополучен ли брат? – спросил Горгодумн. – Я не видал его здесь, так что решил, что он пережил осаду. Те, кому не посчастливилось, здесь.
– Морводумн горяч, громогласен и прекрасно кушает, – буркнул Урта. – Добрый меч к месту в Тауровинде. И твой бы пригодился. Что с тобой случилось?
– Копье в спину со мной случилось, – ответил Горгодумн. – Вот уж кого жду не дождусь, так это того ублюдка. Надеюсь, мой конь без меня сумел вернуться? Вы должны были понять, что я не сбежал.
– Да, – успокоил я его. – Мы поняли, что ты мертв. Нам очень тебя недоставало. Арбам назвал тебя лучшим среди нас. Так ты сражаешься за Мертвых?
Он покачал головой:
– Нет. Я совсем недавно умер, так что не попал под призыв безумца. Здесь нас много – тех, кто последовал за греком, но не подчиняется его власти. Но и среди Нерожденных нам не место.
– Наемники?
– Даже и не то. Приблудные. Попутчики. Весь этот мир перевернулся вверх тормашками. Но мы идем на запах «после-жизни», даже не понимая того.
Он развернул своего жеребца левым боком к нам.
– Это странный мир, господин мой Урта. Не торопись переправляться через реку.
– Постараюсь, не сомневайся.
– И передай те же слова моему младшему братцу, этому здоровенному бычаре Морводумну. Когда придет его время перейти брод Последнего Прощания, я буду встречать его. Но скажи ему: пусть сперва овладеет приемом «девяти поворотов женщины»!
Расхохотавшись, Горгодумн махнул нам рукой и поскакал в сторону моря. Он присоединился к жалкой горстке всадников, и все они приветствовали нас взмахами клинков. Это были павшие корнови и коритани, помогавшие Урте оборонять Тауровинду. Куда они поскакали потом и за кого сражались, если сражались, мы не видали.
«Троянцы» Киноса, далеко превосходящие числом Нерожденных, напирали крепче, и несколько отрядов, в том числе и под водительством Пендрагона, перестраивались, отходя к морю, за дюны. Люди и кони роились вокруг шатров, сбивая стойки и пирамиды копий. Мы с Уртой и Ниив бежали вместе с отступающими, задержавшись только тогда, когда те закрепились на холме, образовав непроницаемую стену щитов, ощетинившуюся пятиконечными копьями с изогнутыми клыками наконечников. Эта стена сдержала напор битвы. Когда поток сражения продолжил свое течение вверх по холму, к дворцу, на поле открылись содрогавшиеся тела Мертвых и Нерожденных – рыба, бьющаяся на песке после жестокой ловитвы.
Я полагал, что Ясон со своими аргонавтами окажется в гуще сражения, станет пробиваться сквозь ряды обороняющихся в поисках Киноса. Но они возникли из солнечного сияния со стороны океана. Тисамин нес на руках обмякшее тело Аталанты. Обломленное древко стрелы торчало у нее в груди, но глаза глядели еще осмысленно. Ясон, в своем темном плаще, был страшен: волосы запеклись от пота и крови, туника забрызгана кровью.
– Вот ты где, Антиох! Нам понадобится помощь, чтобы пробиться ко дворцу! – Он безрадостно усмехнулся, глядя на высокие стены. – Знакомый вид. Припоминаешь? Но на сей раз никакая Медея не преградит нам вход. Кинос там, и я его добуду.
– Кинос среди сражающихся. Единственный грек, какого ты увидишь, если не считать твоих аргонавтов.
– Я видел скиамач, – тряхнул головой Ясон. – Тот же, что на равнине перед Громовым холмом. Колдовство Медеи, конечно. Очень похож, но не тот.
Я рассмеялся бы, не будь это так горько: дважды Ясон оказывался рядом с потерянным сыном и дважды отказывался его признать, убеждая себя, что перед ним тень воина, скиамач. Глаза отца, как и глаза сына, были закрыты для истины.
Да, это была работа Медеи.
И тут, подобно Афине Палладе на поле Трои, она словно шепнула мне, как богиня шептала своим любимцам героям: «Ты был так близко, что мог бы услышать мое дыхание».
– Ты кажешься встревоженным, Антиох, – нахмурился Ясон. Пот стекал по его лицу, и грудь тяжело вздымалась. – Собирай свои чары, и оружие тоже! Добрые золотые мальчики подвезут нас к воротам.
Кимбры нетерпеливо топтались поодаль, следя за приливами и отливами сражения. На их колеснице едва уместились бы двое из нас. Остальные, заметил Ясон, могут бежать следом.
– Дворец должен хорошо обороняться, – сказал кто-то. И я услышал собственный голос:
– Он пуст. Там нет ничего, кроме снов.
Если не считать военной палаты.
– Кроме снов и моего сына, – поправил ничего не понявший Ясон. – Сны моего сына. Я узнаю его, когда увижу. И он узнает меня. Медея хорошо постаралась спрятать его, Антиох. Но семь сотен лет сжимаются в единое мгновение. Идем со мной, старый друг. Идем со мной и обыщем дворец.
