— Слушай! — Маша схватилась за голову. — А как же наши заклятия?
— А ты разве не знала, что, когда ведьма умирает, чары сходят? — усмехнулась Наташа.
— Не знала, — призналась Маша.
Выговорившись, они затихли и молча встретили рассвет. Несколько часов прошли в мучительном ожидании — девушки считали секунды, пока наконец не услышали плеск весел. Лодка была не чета предыдущим. Она больше походила на гондолу — длинная, с мягкими креслами, накрытыми пледами, с балдахином и небольшим столиком для напитков.
— Ух ты! Уж не на казнь ли нас везут в таком почете? — съязвила Наташа, а Маша отвесила ей подзатыльник.
— Не выпендривайся, — шикнула она и полезла вниз, чтобы помочь лодочнику пришвартоваться.
С удобством устроившись на бархатных сиденьях, подруги отправились в путь. Они проплыли и дом Метатрона, и Дворец справедливости — спускались вдоль по реке мимо загородных пейзажей, пока не очутились на длинном озере, по обеим сторонам которого поднимались высокие ели и корабельные сосны. Скоро показался небольшой причал — чистенький деревянный настил, украшенный беседкой и круглым столом с плетеными стульями.
— А мы где? — обратилась к лодочнику Маша.
— Сейчас узнаете, — вежливо, но решительно отказался отвечать тот.
Он закрепил лодку, высадил девушек, но не пошел с ними, а вернулся на борт, махнул рукой на утоптанную тропу и, сказав: «Идите прямо, никуда не сворачивайте», — отчалил.
Маша с Наташей недоуменно переглянулись, но пошли по дорожке, вдоль которой виднелись кустики голубики и земляники. Тропинка вела наверх — они, пыхтя и отдуваясь, взбирались по крутому подъему.
— Хорошо здесь… — Наташа остановилась и вдохнула воздух, до одурения пахнувший елкой.
— Н-да… — Маша с опаской осмотрелась. — А вдруг здесь дикие звери…
— Какие? — поинтересовалась Наташа.
— Ну-у… Львы.
Наташа не ответила, и они молча пошли дальше, пока не забрались на прогалину, посреди которой стоял небольшой каменный дом. Деревянные окна были раскрыты настежь — от яркого солнца их заслоняли кусты акации, жасмина и плющ, обвивающий стены. На просторном крыльце в кадке скучала одинокая маленькая елочка, а из нижней комнаты пахло чем-то вкусным — кажется, оладьями.
— Нам что, туда? — насторожилась Маша.
— Да! Знаешь, чем это пахнет? — Наташа сделала страшное лицо. — Это поджаривают грешников!
— Дура! — отмахнулась Маша и бесстрашно пошла к дому.
Только они забрались на крыльцо, из открытой двери. вышла женщина. Ее лицо показалось знакомым — какой-то образ всплывал в памяти, но кто она, они так и не догадались.
На женщине был длинный сарафан — белый, вышитый белыми же цветами. Прямые коричневые волосы до плеч, карие глаза в сеточке морщинок и приветливая улыбка.
— Заходите, пожалуйста! — Она взмахнула растопыренными пальцами. — Мы тут пекли блины, но первые все сгорели. Теперь вот уничтожаем следы преступления… — Она показала перепачканные маслом и сажей ладони.
— Я знаю, кто это, — трагически зашептала Маша прямо в ухо Наташе. — Мария.
— Какая Мария? — не сразу догадалась Наташа.
— Которая матерь, — злясь на непонятливость подруги, фыркнула Маша.
— Его… матерь? — прошептала Наташа.
— Ну не твоя же матерь! — съязвила Маша.
— Идите во двор! — крикнула из кухни Мария. — Вас там ждут.
В сад вели высокие стеклянные двери. Распахнув их, девушки попали на лужайку, посреди которой блестел небольшой пруд. Возле пруда в деревянных шезлонгах сидели мужчина и женщина. Женщина была похожа на первую, только волосы были длиннее. И она была моложе. А мужчина оказался блондином с русыми вьющимися волосами, стянутыми в хвост. Он был стройный, поджарый и загорелый. Женщина ткнула мужчину в бок и указала на посетительниц. Он поднялся с лежака и пошел им навстречу.
— Привет. Я вас ждал с нетерпением, — улыбнулся он. — Мне о вас вчера рассказывали пятнадцать человек — сразу и по очереди. Сказали, что вы — редкостные нахалки. Я чуть сам к вам не отправился — еле отговорили, сказали — несолидно! — Он расхохотался, показав ровные белые зубы.
Маша с Наташей смущенно молчали — не знали, как себя вести. Они совершенно растерялись, увидев того, о ком только слышали и в чье существование там, откуда они появились, не все верят.
Он проводил их в беседку, на ходу потрепав женщину в шезлонге по голове и представив:
— Магдалина.
Маша заметила, что у Магдалины купальник моднейшей модели, а Наташа обратила внимание на книгу, которая женщина листала, — картинки в ней то и дело менялись. Их спутник увидел, как Наташа вглядывается в страницы, и пояснил:
— Магдалина увлекается искусством. Она листает мысли художников и оставляет только самые интересные. Не у всех, конечно, а у самых талантливых или начинающих.
— Слушайте… — окликнула его Наташа, пока они шли к беседке, уютно стоявшей в тени яблонь. — Я вот никак не могу понять — почему здесь все так похоже? На Землю то есть.
— Это не здесь похоже. — Он обернулся и усмехнулся. — Это там похоже.
Они укрылись в деревянной, еще пахнувшей смолой беседке, устроились на низком дастархане, разлили по пиалам зеленый чай и разобрали пухлые оладьи. Хозяин внимательно посмотрел на них и сказал:
— Теперь я хочу услышать ваше мнение.
— Наше мнение такое, что… — начала было Наташа, но Маша перебила ее.
— Можно я? — скорее утвердила, а не спросила она, и Наташа смолкла. — Чего вы от нас ждете, оправданий? — начала она столь решительно, что даже Наташа удивилась.
Он покачал головой:
— Нет. Не оправданий. Я просто хочу, чтобы вы высказали ваше мнение — сделали то, ради чего вас посылали на Землю. Как вообще там, хорошо? — спросил он, и его глаза заблестели. — Я… — Он задумался. — Лет пятьсот не был. Неужели так долго? — Он, казалось, и сам удивился.
— А почему? — робко спросила Наташа.
— Некогда, — вздохнул он. — Я вообще лентяй по жизни. Я ведь принял на себя все это не по призванию, а как последний из рода. Вот и отлыниваю по мере возможностей. Как говорится, природа отдыхает на детях… Мне больше интересна творческая мысль, а не административные моменты. — Он замолчал.
— Вся система устарела, — резко брякнула Маша и сама, казалось, перепугалась собственной смелости, но собралась и уверенно продолжила: — Людей уже не нужно за ручку водить от зла к добру — они вполне способны разобраться, что хорошо, а что плохо. И не надо вмешиваться в их жизнь, не надо никаких этих допотопных искушений, интриг, — люди живут хоть и не в идеальном мире, но в нем всякий может выбрать свой путь.
