— Я же сказала тебе, Маландер, — я устала.
— Не думай, что кому-то так уж хочется залезть тебе под юбки, Попс, — а мне тем более. В Исе рыбы много, так что не воображай особенно о себе. Я всего лишь хочу спросить, поедет отец со мной или нет.
— Ты своего отца ненавидишь.
— Ну и что? Так даже интересней.
Она пожала плечами, слишком утомленная, чтобы спорить, — но мысль о том, что с ним придется разговаривать, а то и обороняться от него, вызывала у нее дурноту. Маландер Наперстянка порядком надоел ей, да и вся эта ночь была ошибкой. После этих жутких похорон, и гнетущей тишины Рощи, и густого тумана фамильных традиций, и поминок, где об этом паршивце Ориане говорили, как о юном лорде Розе, ей казалось очень заманчивым закатиться куда-нибудь с друзьями. Сейчас она сознавала, что мало кто из ее друзей нравится ей по-настоящему. Встреча с Тео тоже не улучшила ее настроения. Она чуть ли не умоляла его позвонить ей — пристало ли это девушке, занимающей столь высокое положение? Теперь он, должно быть, смеется над ней со своими простонародными приятелями, особенно с этой язвой-летуницей.
Маландер насмешливо отдал честь громадному серому огру.
— Что хорошего слышно, Гумми?
— Моя смена давно кончилась, — проворчал тот.
Поппи скинула черный плащ из паутинного шелка у двери. Он стоил тысячи, но она надеялась, что его украдут или хоть наступят на него — тогда у нее будет предлог поехать в магазин за новым. Ей не хотелось домой. Она ненавидела это место, но и школу возвращаться не очень-то стремилась.
— Кстати, с кем это ты говорила внизу у бара? — спросил вдруг молодой Наперстянка. — Плотный такой, с дурацкой стрижкой? Я его не узнал.
— Ты что? Шпионил за мной?
Он выпустил изо рта дымовое колечко.
— Просто шел в комнату для мальчиков. Ах, как же мы взвинчены сегодня. Новое увлечение, да?
Вопрос и ее собственные безнадежные попытки найти ответ на него еще висели в воздухе вместе с дымом, когда свет в холле мигнул и погас.
— Опять отключение, будь оно проклято! — Маландер затянулся сигаретой, бросив красный отсвет на свои правильные черты. — Эти окаянные энергетики дня не могут проработать, как надо. Пострелять бы их всех через одного — давно пора провести нечто подобное. — Он обнял Поппи за талию. — Не волнуйся, я сейчас зажгу свет.
Между пальцами у него загорелся огонек, и Поппи высвободилась.
— Спасибо, я вполне обошлась бы без твоей помощи.
— Ты сегодня в самом деле странная. Поцелуй-ка меня, и давай помиримся.
Поппи медлила. Она сама толком не знала, чего хочет, и это так приятно, когда тебя обнимают. Ландер не самый худший мальчик в мире, хотя и действует ей на нервы. Но при свете колдовского огонька, который он держал между большим и указательным пальцами, его лицо вдруг показалось ей по-новому хищным — будто этот огонек высветил то, что было раньше скрыто. Он такой же, как его отец, или скоро станет таким. Или как ее отец, разница невелика — еще один из легиона привилегированных, которые перекидывают мир друг другу, как мячик, и распоряжаются жизнью своих женщин и своих слуг с одинаково веселым безразличием.
Королева не стала бы с этим мириться, неожиданно подумала Поппи. Оказывается, все усвоенные в детстве уроки, все эти романтические легенды, над которыми они смеялись с девчонками после собраний «Цветущих веточек», никуда не ушли из ее памяти. И какая разница, правда это или нет? Главное, что сама идея правильна. Королева, когда сердилась за что-то на короля, не склоняла покорно голову. Она бросала его, заводила себе любовников, выставляла его дураком. Если бы лорды Дурман, Наперстянка и прочие прогневили Титанию, она сожгла бы их всех, как кучу опилок.
— Оставь меня в покое, Маландер, — сказала она и пошла от него по темному холлу.
Но он не оставил ее в покое — она слышала позади его шаги.
— Ах, так? Мы хотим, чтобы нас преследовали?
Она могла бы позвать охрану. Одно слово, даже одна сильная мысль, и хоббани напустит на него полдюжины брауни. Она не горничная, чтобы с ней так обращаться, пусть даже это сын одного из ведущих домов. Ее отец лорд Дурман, первый советник. Но в случае скандала он будет долго и нудно читать ей нотации, поэтому лучше не устраивать сцен...
Поппи порылась в памяти, ища подходящие чары. Она не пользовалась ими с тех пор, как убегала из интерната с сестрами Жимолость, Юлией и Кальпурнией, — а когда они возвращались, их каждый раз поджидала мисс Душица. Старушка так злилась, что даже очки у нее запотевали. Поппи прошептала себе под нос заклинание и стала ловить мысль, как ее учили. Мысль была маленькая, блестящая и юркая, как рыба в мутной воде, но наконец Поппи ее поймала.
— Попс! Кровь и железо, ты где?
Она подавила смешок, который выдал бы ее сразу, несмотря на чары, и нырнула под его протянутую руку, успев полюбоваться его досадливым раздражением при свете болотного огонька. Он, однако, уловил ветерок, которым от нее дунуло, и хотел ее схватить, но промахнулся, а она побежала к лестнице — лифт можно вызвать и на следующем этаже.
В лифтах плохо то, что без энергии они не работают. Поппи, по ее подсчетам, взобралась уже на двадцать пятый этаж. Постоянные аварии хоть кого из себя могут вывести, а эта случилась как-то особенно не ко времени. Пару мелких приборов она могла бы включить сама — она не очень прилежная ученица, но способности у нее есть, — однако все лифты работают от главной сети. Чтобы пустить один, понадобилось бы включать все, а это даже отцу не под силу, несмотря на его возраст и опыт.
«Мы пленники в собственных домах», — думала Поппи, хотя и понимала, что немного драматизирует.
— Я пытаюсь подключить аварийную систему, — сказала ей на ухо хоббани — она сообщала это всем, кто был в здании. — Дом начнет функционировать нормально при первой возможности.
Поднимаясь, Поппи миновала нескольких слуг — одни пробирались ощупью, другие светили себе болотными огоньками. Она до того привыкла к всеобщей почтительности, что их поведение должно было показаться ей странным: они чуть ли не натыкались на нее, а кланяться и приседать даже и не думали. Но утомительное восхождение в конце не менее утомительной и полной переживаний ночи лишило ее значительной доли обычной наблюдательности. При этом она недооценивала силу собственного чародейства: ей не приходило в голову, что они попросту не видят ее и не чувствуют, что ее чары все еще держатся.
Дверь открылась легко, при самом слабом нажатии — одно это подсказало бы ей, что энергия отказала, даже если бы в доме не было так темно. Обычно входы в личные покои Дурманов защищались такими мощными чарами, что их и бронированный экипаж не пробил бы, будь он способен подняться на двадцать пятый этаж. Теперь Поппи даже свое тайное домашнее имя произносить не пришлось — входи, пожалуйста. Аварийные зеленые огни тускло освещали идущий от двери коридор. Что-то в нем показалось ей странным, хотя в темноте все странно.
