Стегоман старательно облетел Муравьиную Долину прежде, чем опустился на землю перед ночлегом, хотя ему довольно долго пришлось лететь в темноте. Посреди пустоши дракон разыскал пещеру в склоне холма, и Мэт объявил, что она ему для ночевки вполне годится. Случалось ему останавливаться и в гостиницах классом похуже. Он развел костер и принялся готовить походную похлебку, а Стегоман отправился на поиски свежатинки. С ужином они покончили практически одновременно: в то самое мгновение, как Мэт очищал миску куском сухаря, дракон, описав в ночном небе несколько кругов, приземлился на верхушку холма. Мэт набрал поблизости от пещеры сухой травы, чтобы устроить в пещере лежанку. Костер он предусмотрительно развел у входа. Да и вообще он не слишком тревожился, зная о том, что Стегоман обязательно заметит опасность со своего сторожевого поста. Взошла луна в третьей четверти, но ее свет не слишком далеко проникал в глубь пещеры и помешать спать н должен был.
Но не успел Мэт забраться в пещеру, как над ним пронеслась какая-то тень. Он посмотрел вверх и увидел, как складывает крылья и идет на посадку еще один дракон — поменьше и постройнее Стегомана. «Однако эта тетка упряма, — подумал Мэт. — Может, Стегоман прятаться не стал?»
Его друг как минимум проявил тактичность.
— Добрый вечер, барышня, — проговорил он басом. — Наверное, притомилась? Путь ты проделала немалый.
— Да ладно… Куда мне время девать? — проворчала Димет-ролас. — Яйца не насиживаю, детенышей не кормлю, и поиграть-порезвиться со мной некому.
— На мой взгляд, это несколько странно, — заметил Стегоман.
Мэт уловил в голосе друга искреннее сострадание и решил, что подслушивать разговор драконов вообще-то неприлично. Признав этот факт, он навострил уши.
— Странно? — переспросила Диметролас. — Почему тебе это кажется таким странным? Все другие драконихи потешаются надо мной, потому что самцам я кажусь уродливой. Как и тебе.
— Вовсе нет, — спокойно отозвался Стегоман. — Я нахожу тебя красавицей.
— Так почему же ты меня то и дело отвергаешь?
— Потому что одной красоты даже для теплой дружбы маловато, барышня. Приязнь и желание — разные вещи, но я знаю, что если приязнь достаточно глубока, то начинаешь видеть и красоту, и тогда приходит желание.
— Но ты меня не желаешь.
— Пока — нет.
— «Пока»! — буркнула Диметролас. — И долго ли ждать, вечный бродяга? Небось скоро умчишься куда подальше из этих краев? Мой тебе совет: дают — бери!
— Пока мне еще ничего предлагали, — чуть менее спокойно ответил Стегоман.
— Предлагать, когда не знаешь, примут ли твое предложение? Что я, дура, что ли?
— А что толку от предложения и от согласия, если о том и о другом наутро пожалеешь? — парировал Стегоман. — Я слишком долго прожил среди людей, барышня, и слишком мало времени провел среди себе подобных. Теперь для драконов я — чужак, и даже те из наших сородичей, что поначалу восхищаются мною, затем отдаляются от меня, понимая, что я мыслю не так, как подобает дракону.
Диметролас немного помолчала, потом спросила:
— И в чем же твои мысли другие, не такие, как у всего нашего чешуйчатого племени?
— Для меня стала слишком важна дружба, — ответил Стегоман. — О, драконы часто приятельствуют, но только ради собственного удобства. Ни один из драконов, будучи в здравом уме, не станет защищать никого, кроме своих сородичей из Свободного Племени. Всем им близки только те, кто с ними одной крови.
Диметролас подумала и сказала:
— Такое желание родства с себе подобными — не так уж дурно.
— Правда? Ты об этом судишь по собственному опыту?
— По опыту! — фыркнула дракониха. — При чем тут опыт! Родня есть родня. Неужто тебя высидели вдалеке от клана?
— Нет. Не высидели, — уклончиво ответил Стегоман.
Мэт мысленно восхищался тем, как его старый друг скрывает ту боль, которую у него должен был вызывать весь этот разговор.
— Ну, не родился же ты живым, как теленок? — презрительно осведомилась Диметролас. — Хотя, пожалуй, если бы ты был быком или оленем, то, наверное, лучше бы понимал, как это важно: родство, потомство.
— Я понимаю, как важна дружба, — задумчиво проговорил Стегоман. — Случись со мной большая беда — мои сородичи придут мне на помощь. Но они мне не доверяют.
— Да что же ты им такого сделал? Может, ты им так же грубишь, как мне? Может, ты с ними так же заносчив и холоден? Да, ты на редкость дерзок и самовлюблен. Ты нетерпелив, ты любишь поучать других! Кем ты считаешь себя, а? Колдуном, что ли?
Мэт забеспокоился. Обозвать дракона колдуном — это было второе из самых страшных оскорблений. Злые колдуны для изготовления своих зелий пользовались драконьей кровью, а добыть ее можно было, только убив драконьего детеныша. Единственным более страшным оскорблением были слова «охотник за детенышами». Да, были такие люди — они выслеживали и убивали драконят ради их крови, которую потом продавали колдунам. В раннем детстве Стегоману довелось пережить крайне неприятную встречу с одним из таких охотников. Мэт затаил дыхание и приготовился к тому, что сейчас-то его друг уж точно выйдет из себя.
Однако взрыва не воспоследовало. Стегоман ответил вот что:
— Я считаю себя драконом, который дружит с магом, и если будет нужно, я готов пролить за него каплю-другую собственной крови.
— О, ты просто невыносим! — вскричала Диметролас. — Неужто у тебя нет ни гордости, ни чести? — Она разошлась не на шутку. — Это надо же — сказать такое! Он готов отдать свою кровь магу! Добровольно! Не так, чтобы у тебя ее отняли колдовством, не так, чтобы ты пролил ее в жестоком бою, — нет, ты готов отдать свою кровь трусливо и позорно, как какая-нибудь жалкая овца на бойне! Ты не дракон! Ты — людская домашняя зверушка!
— Я же говорил тебе, что я — чужой среди своих, — с убийственным спокойствием проговорил Стегоман.
— Нечего этому дивиться, если ты якшаешься с магами! Уж тут ты прав: ни одна дракониха в здравом уме не пожелает иметь с тобой ничего общего! Ступай же своей дорогой, и пусть она никогда не пересечется с моей!
Диметролас подпрыгнула, ожесточенно замахала крыльями и умчалась прочь, во мрак ночи.
Стегоман неподвижно сидел на вершине холма.
Мэт ждал, что уж теперь-то дракон непременно взорвется. После такой словесной перепалки Стегоману по идее обязательно следовало каким-то образом выпустить пар. Еще удивительно, как он не выпустил пар — и не только пар — на Диметролас. Но Мэт хорошо понимал, что именно сейчас ему к Стегоману лучше не соваться.
Но он опять ошибся. В ночной тишине послышался голос дракона — тихий, спокойный, печальный и даже, как ни странно, нежный.
