Разливая по пиалам, бедуин снова забормотал:
- Вот, видишь, как хорошо... и ты жив, и я жив, ну а дальше сам жнаешь как, кому день, кому ночь... Умер, говоришь, штарый Юсуф?
- Умер.
- И Аллиль?
- И Аллиль.
- Да, жалко...
- И Лейте.
- Эх, жнаешь, как у нас говорят: халиф умер, а мы живы. Вот так-то, Рами. Ну, давай выпьем, да проштит нас Всевышний...
Поднося пиалу ко рту, он прикрывал ее ладонью - сквозь ладонь Всевышний не видит, обычно приговаривали ашшариты, готовясь напиться.
Шаркая разношенными шлепанцами, вошла черная рабыня. Недовольно сопя, чуть не грохнула на скатерть здоровое глиняное блюдо с бараниной и луком-пореем.
- Лепешки давай неси, овца! - гаркнул Лайс.
Бурча и посапывая, женщина уплелась из комнаты. Она действительно ходила без маски-бирги и без химара, только на голове повязан был по обыкновению зинджей высокий белый тюрбан.
Откуда-то из глубины дома донесся женский мягкий голос и смех мальчика.
Потупившись, Лайс потер нос.
- Я смотрю, ты женился, - заметил Тарег.
Разговор, конечно, неприличный, но, в конце концов, это объясняло, почему нерегиль постучался в этот дом на окраине и обнаружил там Лайса. И кем - хозяином. Гоголем, господином, покрикивающим покровителем стайки испуганных детей и женщин. Тех самых, что пытались уйти на запад перед карматским налетом, а дошли только до рыночной площади. Наверное, из внутренних комнат слышался голос той самой молодой женщины и того самого мальчика в красной рубашке. Лайс должен был отвести их с площади сюда, домой - под страхом Последнего Суда.
- Вот, да, - покивал бедуин. - А что, не все ж по пустыне мотаться. А тут вот, до дома ее довел, да, - всё как ты велел, Стрелок. А она мне: куда тебе теперь, оставайся. Ну и вот...
- Понятно, - вздохнул Тарег.
Действительно, понятно. Ее мужчины остались на рыночной площади. И молодая вдова взяла себе мужа - не ахти какого, но все ж таки мужчину. По нынешним временам, это самое главное - мужчина в доме. Неспокойные нынче времена. Налет, рассказал Лайс, они пережили в Гамама-альхибе. Ух, натерпелись, жаловался бедуин, и выли там наверху, и грохотали, оченно страшно было, прямо до усрачки. Одна радость, делился бедуин счастьем, дом не пограбили.
Строго кивнул:
- Ну давай еще по одной.
Заглотив все финиковое вино, что оставалось в чашке, утер губы рукавом, покопался в блюде с бараниной. Прожевал, подумал. И вдруг просиял:
- Ай, шайтан, вот память! Ай забыл, а все ведь ходил помнил, говорил себе: вот вернется Рами... или Юсуф... эх, да будет доволен тобой Всевышний, Юсуф...
Лайс побежал к стенке, откинул свернутые поверх ларя лоскутные одеяла, закопался под поднятой крышкой.
- А вот!
И поднял из сундука стопку исписанной бумаги.
- Я это... сохранил! Старик все носился с бумажками-то, ровно как с сокровищем! Я все думал - встречу, так отдам. Ну так чо? Нужно это тебе или я на растопку пущу?
- Сходи на собрание в масджид, - тихо проговорил Тарег. - И отдай мулле. Скажешь: это словарь Юсуфа ибн Тагрибарди ибн Али аз-Захири. Он составил его для потомков, дабы сокровища слов и выражений ашшари не канули в пески времени.
- Пески времени, говоришь? - хмыкнул Лайс, взвешивая на ладони стопку перевязанной обрывком тряпки бумаги.
- Денег дадут, - твердо пообещал Тарег.
- А да? - радостно удивился Лайс.
Подумал-подумал и принялся быстро запеленывать стопку бумаг в одеяло.
- Ну и ладно, жавтра аккурат пятница, как раз и снесу. Ну чо, выпьем?..
Разбудили его, тряся за плечо.
- Эй, эй! Господин! Эй!
Тарег вскинулся на суфе.
Женщина отшатнулась назад, придерживая у губ край черного платка.
- Уходите, господин. Прямо сейчас уходите. Я вам вещи в платок завязала.
Сопящая большая тень - не иначе, давешняя черная рабыня - плюхнула на суф узел.
- Тут и одежды, и еды я собрала. Уходите.
За решетками ставен серела поздняя ночь.
Стояла тишина.
Нет. Не тишина.
Люди, конечно, не услышали бы.
Но за воротами, на улице, переступали ногами лошади. Легонько позванивали кольчуги, зевали люди.
Эх, Лайс, Лайс...
- Я вас к соседям во двор выведу, господин.
Он подхватил узел:
- Могу я спросить у вас кое-что, госпожа?
Она приобернулась:
- Спрашивайте.
- Почему вы это делаете?
Большие темные глаза долго смотрели поверх края платка.
- Лайс хотел меня изнасиловать и убить. И обокрасть дом. А я ему сказала: я слышала, что говорил тот сумеречник. Тронешь меня - он вернется и тебя порежет. Даже мертвый вернется. И Лайс... видите...
- Вижу. Передайте ему, что если он вас пальцем тронет, я за ним приду. Из-под земли достану, из ада дотянусь и сердце вырву.
- Я передам. Да хранит вас Всевышний - Он милостивый, прощающий...
Тарег молча наклонил голову. Никаких ответных слов у него не нашлось.
Как только нерегиль вышел с черного, скрипнувшего воротами двора на улицу, они высунулись ему навстречу.
Три псины.
Хадбан храпнул и дернул головой.
- Н-но, Фуфел, не балуй... Это всего лишь вонючие призрачные демонические сучьи потрохи. Нам их бояться нечего. С дороги!
Это он прошипел уже собакам.
Они злорадно осклабились.
Стрелок...
Слева улочка открывалась крохотной площадью с колодцем. Колодец казался игрушечным рядом с громадной, страшной в своей неестественной высоте фигурой с головой собаки.
- Приветствую вас, миледи... - проговорил Тарег сквозь постукивающие зубы.
Зубы стучали скорее от холода, чем от страха. От Богини тянуло черной, морозящей внутренности стынью.
Мы в расчете, Тарег. Ты сделал то, что нужно. Медина спасена. А тебе время возвращаться к халифу.
- Очень рад слышать, что вы не в обиде, миледи! - получилось выдохнуть почти не дрожа, только по хребту чуть-чуть продирало. - Только теперь - ваша очередь исполнять уговор. Как мне справиться с аль-Лат? Придумали?
Ты не понял, Тарег. Ночь прошла. Возвращайся к халифу.
- Вы по-прежнему не утратили вкуса к загадкам, миледи, - сглотнув, пробормотал он. - Простой вопрос - простой ответ. Как мне уничтожить демона, миледи? Отвечайте!
Холод усилился, ступни отмерзли - он их больше не чувствовал. Думать не получалось, мысли тоже вымерзли в пустой голове.
Справа, из-за угла, медленно вышла замотанная в черное женщина.
Так.
- Что ж вы, миледи, не при параде, - сглотнув, проговорил Тарег.
