«Ох, Нонус, поговори со мной! Поговори сейчас, дай переубедить, не предавая! Я не хочу разрушить твою мечту, я верю ей, но ты где-то ошибся и свернул не на тот путь. Отдав Бездне Ари, ты не получишь светлое дитя любви, с алхимиком в Терратиморэ придут воплощения его страха!»
Главная камера вопреки значительному названию, оказалась небольшим помещением круглой или, скорее, яйцевидной формы. Позабытая всеми Майя застыла у входа. Атера она нашла, но уничтожить побоялась: по стенам усыпальницы алхимика клубилась знакомая тень кукол Нонуса. И несколько сильных кукол-мужчин и волков охраняло земляную яму с укрепленными досками стенками в центре камеры. Видимо, это в ней и томился бесчувственный Атер на протяжении целой сотни лет.
— Я пробовала пробраться за Атером, но они изорвали мне лицо и руки, — пожаловалась Майя, заметив меня, и показала чистые белые ручки, порезы на которых давно зажили. Впрочем, платье вампирши висело лохмотьями — ей, и правда, досталось.
— Я не трусиха, не думай, — хрипло продолжила Майя. — Я бы забрала оттуда Атера, но что дальше? Как его уничтожить? Отрубить бессмертному голову недостаточно для полного уничтожения! Тут нужен ритуал охотников или бочка воды из источника Донума.
Я обратилась к немногочисленным куками-птицам, оставшимся близ церкви. Облетела здание кругом и скоро заметила в саду, на середине между церковью и большим кладбищем Патенса круглую чашу купели, до краев полную прозрачной водой. Вовремя о ней обмолвился Эреус… Может, эта обмолвка стала мне наградой за то, что удержалась от убийства бывшего мужа?
— Поблизости от церкви — купель с водой из источника Донума, — тихо сказала я Майе. — Вот только купол защиты не выпустит нас, поскольку мы задумали недоброе против Атера.
— Так ты на стороне пятерки?! — изумилась Майя. Вампирша обрадовалась, но одновременно с этим мне померещилась и толика презрения на ее лице, будто я обманула какие-то ее ожидания.
— Скажем так, на некоторое время наши цели частично совпали, — промямлила я и замолчала.
— Что сейчас с Вако, с Семель? Их захватили охотники?
Вопрос был кстати: я давно не проверяла, что творится в большом подземном зале, где остались вампиры, охотники и мятущийся меж ними Асседи. И я тихонько тронула «здесь и сейчас» Семель.
…Боль от незаживающего пореза серебряного меча на шее. Страх близящейся гибели путает мысли, но ненависть низложенной Королевы — ледяной стержень внутри, не дает окончательно рассыпаться на осколки. Еще поборюсь. Сотворю последнее проклятие убийцам, и в нем буду жить еще вечность…
Диос возвратился к своим и скомандовал начать казнь вампиров пятерки. Первым выводят Митто. Разумеется! Это месть Эреуса за Антею… Алоис пошучивает и усмехается, но это не героизм пред лицом смерти. Глаза вампира туманны и неуверенно кривятся губы, будто он силится и не может понять, во сне ли все происходит с ним, или в реальности. «Я все-таки думаю, Гедеон, вся вечность carere morte — это только сон. Только мечта… о Вечности», — с тем же весело-рассеянным выражением лица делится он с Вако, когда двое охотников уже держат его под руки, поставив на колени, а Диос направляет в сердце вампиру серебряный кинжал.
Я вместе с Семель смотрела, как он вздрогнул и статуей застыл от удара Диоса, а потом рассыпался серой пылью от одной пригоршни воды источника. Интересно, что сейчас чувствует Эреус? Радость? Довольство? Или ту же пустоту, что я? Ведь убивая любого из участников старой трагедии, мы, повязаные той же виной, вместе с ним убиваем и себя…
— Эреус, послушай, — голос Вако опять полился медом. — Ваше Величество, послушайте! В церковь Микаэля нас всех заманил Нонус. Чтобы стравить, а самому в это время заняться Мактой! У Семель есть ход к его мыслям. Сейчас он во дворце, и с ним Ари, алхимик, который помог Кармель. Но теперь он помогает Нонусу… Они задумали злодейство против всей земли страха! Не время нам воевать, Диос!
«Этак они договорятся», — я почувствовала, как мысленная усмешка отразилась на губах… и пришла в себя.
— Охотники убили Митто, остальные пока живы, — сообщила я Майе и задумалась опять. Что можно сделать?
«Кинуться к яме, выхватить тело алхимика вместе с покровом знамени, метнуться куполу защиты. Передать тело марионеткам за пределами защиты, швырнуть в купель. Вроде бы просто и ясно. Но права ли я? Как не хватает уверенности! Может, страх этого Ари лишь померещился мне? Может, Нонус также видит его, но полагает, что это не помешает ему получить то, что он ищет? Он просчитал все ходы в игре с пятеркой Вако, с Асседи и с охотниками Диоса. Может ли быть, чтобы он не учел страх ничтожного Ари? И как это отвратительно: идти против друга, делу которому клялась помочь! Стоит ли того моя правда… даже, если она, действительно, правда?»
«Нонус, отзовись! Прочитай мои мысли и планы! Покажи, что я ошибаюсь! Только сейчас, скорее! Если Макта согласится взять жизнь Ари, мне придется действовать сей же момент, более не раздумывая и… против тебя! Пожалуйста!»
Большая кукла в центре камеры заметила меня — заломившую руки фигуру в коридоре. И скоро тень собеседника мелькнула над волнами нашего моря.
— Ариста, что ты стоишь на пороге? Пройди в зал, взгляни на Атера, удовлетори любопытство, — тепло предложил Нонус. — Тебя я пропущу, не бойся…
— Я слышала, как ты представил старика-Ари Макте, — море заколыхалось от моего волнения. — Ты хочешь отдать его жизнь Макте вместо той, что была потеряна из-за ритуала Кармель. Но как?
— Я перекрою великую жертву Макты другой жертвой, — спокойствие Нонуса было покоем душного летнего вечера со вспышками сухой грозы на горизонте. — Но жизнь Ари будет отдана добровольно, а не так, как в ритуале Атера, на который будущего Макту заманили обманом, не сказав о последствиях. Значит, можно не бояться, что новая жертва в результате ритуала превратится в подобие Макты. Я подготовил Ари, когда гостил на Юге. Он, также как я, влюблен в идею дать миру волшебство при помощи силы Бездны и исполнит великую миссию со священным трепетом. Он с радостью готов отдать Макте свою жизнь, чтобы из темного мира carere morte родился новый, волшебный. -
По следу этой мысли я скользнула в недавние, общие с Нонусом воспоминания. Испуганные глаза старика и защищающая от нежити молитва, повторяемая по десятому… пятидесятому… сотому кругу.
— Мне показалось, ты запугал Ари, Нонус, — моя честность была прозрачным льдом, сковывающим водную гладь. — Разве можно говорить о добровольности в этом случае?
— Я? Запугал? — море заискрилось искренним недоумением Нонуса, и я слышала, как он тут же обратился к старику: — Разве ты боишься меня, Ари?
