А вообще столько нового узнаешь о родной стране. Вот отловим Фарна и надо будет непременно попутешествовать по Ллинн-Хейму.
Тропинка завернула за очередную изгородь и мы вышли к деревне. Под деревьями приютились десятка два хижин. Во всем Ллинн-Хейме не рубили деревьев для постройки жилищ, предпочитая выращивать живые деревья-дома, или, на крайний случай, рыть норы в телах многочисленных холмов. Айли не ели мяса, но вот жизнь деревьев не ценили.
Женщина, несущая от ручья ведро с водой, застыла увидев нас. Двое мальчишек, возившихся с раненым олененком тоже замерли. А больше в деревне никого не было. Яр кивнул женщине, наградил шуточным тычком одного из мальчишек, и проводил нас к одной из хижин.
– Пока отдохните здесь. Вот вода, вот еда. Если понадобится что-то еще, кликните Ивину. Она здесь неподалеку будет.
– А ты куда? – подозрительно спросила я.
– Я не могу надолго оставлять своих подопечных без присмотра. Я вернусь к вечеру. А вы отдыхайте пока.
Правое ухо вопросительно вздернулось, одновременно с правой бровью.
– Перед чем отдыхать?
Яр заулыбался.
– Перед праздником в вашу честь, что народ айли непременно устроит вечером. И перед встречей с Квэнном, – на этом юноша нас покинул.
Я присела на неуклюжую табуретку. Встречаться с чужим божеством не хотелось. Но хотя Квэнн мог что-нибудь о Наэлле.
– О, смотри здесь сыр, и молоко, и какие-то лепешки! Интересно, откуда у этих ребят сыр? Что-то я не видел в Ллинн-Хейме коров.
– Сыр из оленьего молока, – устало сказала я.
Лорин, вонзивший зубы в целую половину сырной головы, поперхнулся.
– Ничего себе. Сразу предупредить не могла!
– А чем тебе олений сыр не угодил? – я поплотнее приперла дверь и сняла узду с головы Рыска. Кот тут же принялся носиться по домику, нюхать углы и даже попытался их пометить, за что и схлопотал по шее.
– Не знаю, как-то странно, – Лорин скармливал кусочки сырной головы Мгле.
– Эй! Мне оставь! – я отняла у брата кусок и, взяв со стола лепешку, устроилась у окна. Лепешка оказалась из плотного серого теста, пресная, но в нее были намешаны орехи и сушеные ягоды. За окном, выходящем на небольшую площадь перед хижинами, стояла тишина. Никого.
Рыск с пыхтением и рыком пытался вытащить что-то лапой из-под кровати. Он своей возней заглушал тихое тявканье.
– Рыск! Прекрати немедленно! Не то опять взнуздаю!
Кот отскочил от кровати, запрыгнул к Лорину на лавку и улегся как ни в чем не бывало.
Как только угроза миновала, под кроватью что-то зашевелилось, заскреблось, а потом из-под свешивающегося покрывала робко выглянула узкая зеленая мордочка.
Лорин в очередной раз поперхнулся сыром, напугав зверька.
– Кто это?
– Лисица.
– Но почему она зеленая?
– Просто так красиво, – я поманила зверька из-под кровати куском сыра. Зеленая мордочка вновь появилась в поле зрения. Кот насторожился. – Рыск! – этот нахал что-то недовольно забормотал, шевеля усами.
Лисица полностью вылезла и любопытно принюхивалась к сыру. Небольшая, может чуть крупнее своих рыжих сестер, обитающих в вилийских лесах. Зеленая шерстка атласно блестела, белый кончик длинного пушистого хвоста подрагивал.
– Зачем в доме лиса? – удивился Лорин.
– Как зачем? Мышей ловить, – я погладила нежную шерстку, скармливая зверушке сыр. Мгла не замедлила тоже влезть носом мне в руки, заставив лисицу отшатнуться.
Брат расхохотался.
– Странные вы люди. Кошки у вас охотятся вместо собак. На собаках, то бишь на волках вы ездите верхом. Мышей ловят лисы. Оленей вы доите. Что же вы делаете с лошадьми, мне интересно, и с коровами. Носите в карманах?
– А лошадей в Ллинн-Хейме нет. Как и коров, – я взяла лису на руки и уткнулась носом в нежнейший мех. – Тебе что-то не нравится?
– Все нравится, не обижайся. Дай лучше подержать, – он протянул к лисице руки.
Некоторое время Лорин мучил лису, впрочем, судя по удовольствию, написанному на мордочке, зверушка это мучением не считала, потом начал зевать и клевать носом.
– Ложись-ка ты спать.
– А?
– Спать, говорю, ложись! Всю ночь ведь не спал.
– А ты?
– Ну, а я подумаю о том, что нам делать дальше. Да и кровать в доме одна… Я тебе ее уступлю, поскольку хорошо выспалась ночью.
– Ну ладно.
Брат опустил лису на пол, и той тут же след простыл. Куда она успела юркнуть, было непонятно. Лорин растянулся на кровати и вскоре засопел. Рыск посмотрел на это исподлобья, не выдержал и, пододвинув Лорина головой, растянулся рядом с ним, в точности скопировав позу. Я поумилялась на эту картинку, потом выпустила просившуюся погулять Мглу, и сама вышла на улицу.
Солнце, такое нежное и слабое утром, нещадно палило. Зелень вокруг казалась вялой и пыльной. Никого из жителей деревни видно не было. Чем бы себя занять? А где-то там за деревьями заманчиво блещет озеро… Нет, купаться после подземных приключений что-то не хочется. А вот если поискать нашего проводника?
Вернулась отлучавшаяся Мгла. Я взобралась на неоседланную волчицу. Неудобно, но ничего, ехать недалеко.
– Ищи Яра! – я мысленно указала предмет поисков.
Мгла на мгновение замерла, поставив уши топориком, а потом шустро припустила по тропинке.
Я замечала кого-то из айли на огородах, кто-то что-то нес, кто-то занимался оленями. Все при деле, несмотря на жару.
Вдруг волчица остановилась, обнюхала дорогу и беспомощно заскулила.
– Ну! Что же ты?
На волчьей морде было написано – идти по следу – это к Рыску.
– Скажите, почтенная, – я обратилась к седой дородной женщине, несущей корзинку свежей травы, – где я могу найти Яра.
– Оленьего пастуха-то? – женщина заулыбалась и, прикрыв глаза рукой от солнца, осмотрелась по сторонам. – А вот по тропинке поедешь, прямо в пастбище и вопрешься. Там он.
– Спасибо, – мы с волчицей свернули на указанную тропинку.
Здесь от солнца защищали кроны деревьев, и дышалось гораздо легче. Изредка над головой пролетала, всчирикнув, какая-нибудь пичуга. Пели в траве кузнечики. Шумел в листьях робкий ветерок. И мелодия, разносящаяся по лесу, плавно вписывалась в эту лесную музыку. Олени, сбившись в группки, отдыхали у ручья. А на нижнем суку могучего древа восседал Яр, играя на многоствольной флейте. Я замерла, не решаясь прервать музыканта, Мгла тоже не шевелилась. Музыка была проста и незатейлива, но вскоре я почувствовала, что у меня по щекам бегут слезы. Казалось, поет и плачет не одна флейта, а множество. Даже звук доносился из разных мест. И тут Яр поднял взгляд. Айли отнял флейту от губ.
