Спустилась вторая верёвка. Я привязался сам. До верха оставалось пять футов, но подняться выше мы не смогли. Люди натянули верёвки. Ковёр выскользнул из-под меня. Вниз опустились палки. Я схватится за одну.
Ковёр начал падать.
На мгновение я подумал, что сейчас сорвусь, но тут меня втянули наверх.
Нам сказали, что внизу идёт сильная драка. Хромой совершенно не обратил на меня внимания. Он торопливо ушёл, чтобы помочь сражаться людям внизу. А я просто растянулся на полу, радостный, что наконец оказался в безопасности. Я даже вздремнул. Проснулся я наедине только с северным ветром и меркнущей кометой над горизонтом. Я пошёл вниз, чтобы обозреть результаты большой игры Леди.
Она победила. Повстанцев выжило меньше одного из сотни.
Теми штуками, которые разбрасывал Ревун, он распространил среди повстанцев болезнь. Своего пика она достигла вскоре после того, как мы с Леди умчались в погоню за Ловцом Душ. Колдуны повстанцев не смогли с этим сделать почти ничего. Вот откуда это дыхание смерти, эти тысячи трупов.
Но всё равно множество врагов сумели противостоять болезни. А наши люди не все сумели избежать заражения. И повстанцы захватили верхний ярус пирамиды.
По замыслу в этот момент Чёрная Гвардия должна была контратаковать. А реабилитированный Хромой — помогать им вместе с теми, кто ещё остался в Башне. Но Леди отсутствовала и не могла командовать ударом. А Шелест приказала отступить в Башню.
Внутри Башни были подготовлены множество ловушек, которые устроили не только восточные солдаты Ревуна, но и раненые, которых доставляли в Башню и которых Леди исцелила своей колдовской силой.
Всё кончилось задолго до того, как мне удалось пробраться через лабиринт коридоров. Когда я наткнулся на следы своих товарищей, я понял, что опоздал на несколько часов. Они ушли из Башни. Им был дан приказ выставить линию пикетов там, где раньше стояла внешняя стена.
До низу я добрался уже ночью. Я устал. Мне хотелось только тишины и покоя. Может быть, место в гарнизоне какого-нибудь маленького городка. Я плохо соображал. У меня же была куча дел, море невысказанных аргументов. Мне предстоит схлестнуться с Капитаном. Он не захочет ещё раз нарушать своё слово, отказываться от присяги. Множество людей мертвы физически и мертвы морально. Среди них есть и мои товарищи. И они меня не поймут. Элмо, Ворон, Леденец, Одноглазый, Гоблин — они будут вести себя, как будто я говорю на незнакомом им языке. И ещё, могу ли я осуждать их? Они — мои братья, мои друзья и моя семья. И действуют исходя из этого. Этот груз давит на меня. Мне придётся убедить их, что существуют и более важные обязанности, долг.
Я взял лошадей из конюшни Леди и вёл их, ступая по высохшей крови и перешагивая через трупы. Почему я взял несколько лошадей, для меня осталось загадкой, хотя в голове у меня и шевельнулась смутная мысль, что они могут понадобиться. А ту, на которой ездила Трещина, я взял потому, что самому вовсе не хотелось идти пешком.
Я остановился, чтобы посмотреть на комету. Казалось, что она как-то ссохлась, уменьшилась.
— В другой раз, да? — задал я ей вопрос. — Меня ты не сильно напугала.
Фальшиво засмеялся. А как же иначе? Если бы пробил час повстанцев, как они утверждали, меня бы уже не было в живых.
По дороге я останавливался ещё дважды. Первый раз я услышал приглушённые жалобы и ругательства, когда спускался по остаткам нижней стены-частокола. Я пошёл на звук и увидел Одноглазого, который сидел перед распятым оборотнем. Он говорил что-то ровным, мягким голосом, на языке, которого я не понимал. Он был так этим увлечён, что не услышал даже, как я подошёл. Не услышал он и того, как я ушёл, полностью погружённый в себя.
Одноглазым овладели мысли о смерти его брата, Том-Тома. Такое могло с ним продолжаться ещё несколько дней.
Второй раз я остановился там, откуда фальшивая Белая Роза наблюдала за битвой. Она и сейчас была там, такая юная и мёртвая. Друзья-колдуны сделали смерть ещё более мучительной, пытаясь спасти её от болезни Ревуна.
— Такая огромная плата за всё это…
Я оглянулся на Башню, на комету. Леди победила…
Или как? Что же произошло на самом деле? Она уничтожила повстанцев? Но они стали инструментом в руках её мужа, ещё большего злодея. И если об этом знали только он, она и я, то поражение здесь потерпел именно он. Предотвращено большее зло. Более того, идеалы повстанцев прошли через очищающее и закаляющее пламя. Следующее поколение…
Я не религиозен. Я не могу представить себе, что существуют боги, которых бы хоть сколько-нибудь занимала бессмысленная людская суета. Я хочу сказать, что существа высшего порядка просто не могут этим интересоваться. Но возможно, есть некое всеобщее добро, оно — собранный воедино разум всего человечества, который, соединившись вместе, уже не просто сумма составляющих его частей, а какая-то самостоятельная сила. Поскольку она — разум, она, может быть, неподвластна времени. Возможно, она видит всё и всех и передвигает фигуры так, что сегодняшняя победа становится краеугольным камнем завтрашнего поражения.
Может быть, это усталость повлияла на мой мозг. На несколько секунд мне показалось, что я вижу картину из будущего, вижу, как во время следующего прохождения кометы над Землёй триумф Леди обращается в её крах. Я увидел настоящую Белую Розу, она возносила свой штандарт на Башню. Я видел её и её спутников так ясно, как будто сам при этом присутствовал…
Ошеломлённый и подавленный, я взобрался на эту бестию Трещины. Если видение было действительно пророческим, значит, я на самом деле буду там присутствовать. Если верить этому видению, я знаю Белую Розу. Уже год как с ней знаком. И она мой друг. А я не принимал её во внимание из-за физического недостатка…
Я погнал лошадей к позициям Гвардии. К тому моменту, когда меня окликнул часовой, ко мне уже вернулся былой цинизм, и я постарался забыть о видении. Слишком много событий для одного дня. Такие типы, как я, не становятся пророками, особенно для противной стороны.
Первым знакомым человеком, которого я увидел, был Элмо.
— Боже, ты ужасно выглядишь, — сказал он. — Ты ранен?
В ответ я сумел только помотать головой. Он стащил меня с лошади и куда-то повёл. За следующие несколько часов это было последним моим воспоминанием. Если не считать бессвязных вневременных сновидений, которые мне совершенно не понравились. Но я не мог от них никуда убежать.
Но благодаря исконной гибкости и жизнерадостности человеческого сознания в момент пробуждения мне удалось забыть обо всех этих снах.
