Взгляд змия к Весенье поворотился. Девица все продолжала камень силой питать, хотя сама уж и сидя едва держалась. Рука, коей об пол упиралась, дрожала уже от напряжения. Побледнела вся, под глазами тени залегли.
— Não se deve lutar com os nós e embaraçar tudo, — с каждым словом изо рта клубы пара в ледяной воздух вырывались, но Лесьяр успел ей новую строчку продиктовать, когда змей на него ринулся, и даже умудрился щит выставить, да шаром молнии шарахнуть, отбиваясь. Лишь кончик хвоста змеиного по плечу прошелся, но не ударил, не дотянулся. Арьян об щит приложился, а после затрясся в конвульсиях, не успев отбить атаку магика. Однако и с тем быстро совладал, и прямо голыми руками, напитанными силой, стал сжимать купол щита.
Лесьяр зубами скрежетал противясь, да формируя новую атаку. И за миг до того, как лопнул кокон защитный, Арьян отпрянул, со всей силы по куполу ударил хвостом своим, что магика вместе с тем откинуло назад, сбивая кружево плетения. А змей уже во весь опор к девице устремился.
— Весенья! — закричал Лесьяр, тотчас скидывая защитный полог. Помчал следом, но новая волна, что ведьма из своего заточения выпустила, сильнее всех прочих выдалась. Точно знала та, что здесь происходит. Подгадала, когда во всю мощь ударить. Отшвырнуло Лесьяра, что тряпичную куклу в одну сторону, а Весенью — в другую. Арьян аккурат меж ними, его-то волна не затронула, за своего признала, стало быть.
Только вот разлеживаться времени не находилось. Боль в спине, да в ребрах ушибленных превозмогая, собирал магик в себе сохранившиеся до часа сего крупицы силы, черпал из источника все, что там на дне оставалось, дочиста вышкрябывал. Выплетал из нитей то, на что прежде неспособен был, как сам думал. Такая ярость лютая обуяла его. Не позволит Весенье навредить, не даст змею выпустить ведьму. Это его долг, защитить и ученицу и весь мир с честным народом от возвращения старой карги. Земли уж под собою не чуял. Заклубилась тьма вкруг ног, затрепало волосы взявшимся из ниоткуда ветром ураганным.
Все то происходило за доли секунд, показавшихся магику вечностью. Словно время свое течение замедлило. Вот Арьян уж совсем близко к Весенье, Лесьяр довязывает последние узелки, черпая уже не из источника, а из собственной духовной силы, наплевав на все законы, рискуя уже душу покалечить. Хвост змея грузно поднимается, и магик видит ужас на девичьем лице, и все его естество вторит ей эхом. Она лежит пред полозом на камнях, такая маленькая, платье все кровью перепачкано, подол изодран, на щеке — кровоточащий порез. Разве заслужила она подобное? Знал бы Лесьяр, как все обернется, настоял бы на своем — не пустил бы бедовую на порог. Лишь бы укрыть от происходящего. Глаза ее слез полны, но она не опускает руку, простертою к камню, его храбрая девочка, продолжает питать собственной силой, откуда та только берется в этом хрупком теле?
Арьян опускает хвост в сокрушающем ударе. Весенья пытается отползти, увернуться, очи ее распахиваются шире, отражая блестящую чешую. Убьет одним махом. Раздавит, точно мушку. Она бы могла выставить щит, но тогда придется прервать поток силы к малахиту. А то в сей миг было единственным, что не позволяло рухнуть последним рубежам защиты. Последним, что сдерживало Кагару от выхода в сей мир из своего заточения.
Опаздывал. Лесьяр опаздывал. И, уже когда плетение кинул к змию, понимал, что то не успеет до цели добраться, обожжет спину, рассекая плоть полоза, но лишь миг спустя, когда хвост змеиный обрушится тяжестью на тонкий девичий стан.
Они закричали одновременно. Арьян — от боли, рассекаемый в клочья жестоким заклятием связанных в узлы смерти черных нитей. Лесьяр — от боли, что разрывала душу на тысячи кусков, от понимания, что стало с его Весеньей. В воздух взметнулись клубы пыли, полетело каменное крошево брызгами осколков.
Но как осело, в тишине повисшей хриплым стоном облегчение с губ магика сорвалось.
Потанята, ставшие меж Вешей и Арьяном, выставив вперед тонкие свои ручонки, держали барьер, защищая хозяюшку от смерть несущего удара. Сполз хвост с защитного купола, справились малявки. Полоз рухнул, точно подкошенный, заливая письмена собственной кровью еще пуще.
— Sepeli eam profundam et ne foras, Ita fiat, — не своим голосом закричал из последних сил Лесьяр. Весенья вторила ему.
— Ita fiat! — возопила, что было мочи, грохот пересиливая, вкладывая оставшиеся крохи. Внутри пребольно жгло на месте источника, точно уж саму душу выплескивала, да часть себя вырывала. Но чуяла — нельзя останавливаться, немного оставалось до завершения ритуала. И вот, с последними словами, все, на что только способна оказалась, выплеснула. Луч, уж ставший явственно синим, полыхнул мощью, врезаясь в малахит. Затопило зал яркой вспышкой — синей от луча, зеленой от камня. Заскрежетало, башня вся ходуном пошла, ведьма в отчаянии возопила нечеловечески, но с каждым мигом крик ее все глуше слышался, пока не стих вовсе.
— Весенья! — Лесьяр кинулся было к девице, но тут уж потолок принялся рушиться, не успел и пары шагов сделать, потянулся на нее полог защитный накинуть, понимая, что подручные боле не сдюжат, но тут самого по уже рассчеченному затылку приложило…
* * *
Морозный воздух кожу щипал, кусался нещадно. Когда только успело этак похолодать?
Весенья села со стоном. Славка с Зарькой в глаза ей заглядывали, за ручки придерживая.
— Хозяюшка… — всхлипнули оба, да на колени упали пред ней, утыкаясь в грудь девице, да слезами горючими заливаясь.
Веся лежала прямо на земле. Голова раскалывалась, мысли все куда-то запропастились. Дурманило. Что произошло и почему так болит все тело?
Небо, серое какое-то, блеклое, сыпало первым снегом. Снежинки в воздухе парили мягко, неспешно, танцевали друг с другом, сверкая в отсветах восходящего красного солнца.
Одна из них упала на щеку, поцеловала холодом рассеченную кожу. Веся поморщилась. Когда она успела порезаться?
И тут вихрь воспоминаний перед внутренним взором дурным калейдоскопом замельтешил.
Села порывисто.
— Лесьяр?! — Зарьку за плечи к себе повернула, но потаненок лишь головой помотал, пуще слезами заливаясь.
— Он на нас токмо успел щит накинуть, — всхлипнул Славка.
Весенья в неверии голову обернула. В стене башни, аккурат в том месте, где лестница подземелья спускалась, зиял провал, камнями заваленный. Обрушился купольный свод.
— Нет… — сорвалось с уст девичьих. Пытаясь подняться на ноги ослабевшие, за землю снегом припорошенную руками цепляясь, спотыкаясь, поспешила к разрушенной башне. Не желала глазам верить.
Камни один за другим отбрасывала, пока до огромных валунов не добралась. Пальцы все в кровь сбила, но не сумела уж те отодвинуть. Сама не заметила, как во рту солоно стало. Губу прокусила, сдерживая из груди рвущиеся рыдания.
Потанята, сами все слезами горючими заливаясь, за руки ее перехватили, останавливая.
— Не может… не может того быть, — шептала в неверии, точно заведенная. Упала на колени, за плечи себя обнимая да качаясь из стороны в сторону, горем захлебываясь. Рвало сердце на мириады мельчайших осколков. Не успела ему ничего поведать. Не сумела помочь выстоять супротив силы темной. Зато он ее защитил. Собой пожертвовал, но ее укрыл…
Закричала, отчего птицы в воздух взметнулись. Как только небо от того крика не раскололось. Взвыла от муки доселе неведомой, не в силах поверить, что Хозяин Топи боле своим взором смеющимся на нее не взглянет. Не заставит краснеть девичьи щеки словами многозначительными. Не научит новым заклятиям. Не тронет за руку, не поправит ласково выбившуюся из прическу прядку. Голос его боле в Яви не прозвучит…
Мрак уселся на камень перед ней, привлекая внимание громким карканьем.
— Лесьяр… — только и сумела ворону вымолвить. Но тот, ничего не говоря, в воздух взмыл да застыл над ними, точно ждал чего.
Веша обмерла, на ноги поднялась. Ворон вкруг башни полетел, оглядываясь, чтоб девица за ним следовала. Та сперва неуверенно, но с каждым шагом все поспешнее за птицем устремилась, надежда отчаянная быстро горе сменяла. И стоило башню обогнуть, миновав дверь входную, покосившуюся на единственной целой петле, поняла, что и с другой стороны стена ее обвалилась. Только средь обломков зиял лаз узкий, окровавленный, точно кто по нему карабкался раненый. Весенья заторможенным взором повела по цепочке следов на снежной поземке, украшенных алыми брызгами. Боялась узнать, кто же наружу выбраться сумел.
