– Собирайте войско, – сказал Уран—гхор. – На людей пойдем.
И со всех концов степи потянулись воины клана ориг, готовые к бою с ненавистным людским племенем. Решили вожди на совете напасть сначала на малое людское селение и всех вырезать. А уж потом бурей пройтись вдоль границы. Послали отряд разведать, как оно охраняется. Варг—гхор во главе отряда пошел. Вернулся через два дня, сказал:
– Мы сумели совсем близко подобраться. Плохие там воины, не заметили. Стены невысокие, на них лучники стоят. А в самом селении войско маленькое. Пять дюжин всего. Орки их без труда перережут.
– Завтра выступаем, – решил Уран—гхор.
Плохо спал Уран—гхор в последнюю ночь перед выступлением. Понимал: отдохнуть надо, силы нужны. Но злобной росомахой когтило сердце сомнение: правильно ли он поступает? Верно ли разведал Варг—гхор? Отец другое рассказывал. Орки потому перестали на человеческие города нападать, что у людей мощное оружие, много опытных воинов. Орки – тоже сила, но справятся ли они? Не погубит ли Уран—гхор свой клан? Пожирала душу жажда мести, черным крылом застилала глаза. Сердце из груди надо вырезать тем, кто на его соплеменников напал! И опять закрадывалось опасение: не станет ли этот бой последним? И еще вспоминался странный сон. Только закрывал Уран—гхор глаза, вставал перед ним старый шаман в рубище. Снова и снова повторял про себя молодой вождь его слова: «Много тебе горя пережить суждено. Ищи змею рядом, а ворона – в горах». Что это значило? Был ли этот сон вещим? Айка рядом тихо лежала, хоть и чувствовала, что муж не спит. Тяжело было у нее на душе, плохое предчувствие давило. Что будет с ней и с ее нерожденным сыном, если погибнет Уран—гхор? И что будет с ее народом, если в степь придет война?
Тусклое солнце осветило холодную землю Орочьего гнезда, окрасило краешек степи недобрым кровавым цветом. Настало время прощаться.
– Сына береги, Айка, – говорил Уран—гхор, обнимая жену. – Помни: он должен родиться сильным и здоровым.
Сдерживала Айка слезы, рвавшиеся из черных глаз, молчала, не хотела мужа расстраивать.
Снялось орочье войско, двинулось к границе с Богатыми землями. Злобно выли вулкорки, предчувствуя кровь, рвали землю твердыми когтями. Неслись воины навстречу битве. А может быть и навстречу своей погибели. День и ночь шли, наутро встали лагерем, а вдали виднелась крепостная стена селения. Уран—гхор дал оркам отдохнуть перед боем. Заодно и дерево подходящее нашел, таран изготовить. А в середине дня бросилось войско на штурм крепости. Разве людям с орками в меткости сравниться? Быстро орочьи лучники очистили стены. Потом пошел отряд с тараном. Удар, удар, еще удар – подались ворота. «Слишком легко», – заныло сердце.
Но уже ринулось войско в крепость, впереди – Уран—гхор на своем лютом вулкорке. Страшным, смертельным вихрем несся он по площади, оставляя за собой тела убитых защитников селения. Наперерез ему выскочил маленький человек с двумя мечами. Молниями сверкали они в его руках. Спрыгнул Уран—гхор с вулкорка и вступил в бой. Скоро понял он, что сражается с великим воином. Мечи его превратились в сияющее серебряное полотно, так быстро двигался человек. Молодой вождь тоже был силен и ловок, да к тому же высок и могуч. Маленький мечник по грудь ему приходился. Но искусство его было так велико, что Уран—гхор едва успевал отражать его атаки. Один меч слабее двух. Мелькали в воздухе блестящие клинки, орк удары то отражал, то на щит принимал. А человек легким пламенем плясал вокруг вождя, прыгал, по земле стелился, уворачивался. И незаметно в глубь селения отступал. Злоба охватила Уран—гхора. Гнев – плохой советчик, забыл орк об этом в пылу схватки. А очнулся от предсмертных криков. Маленький воин отскочил назад – и исчез за дверью человеческого жилища. Оглянулся по сторонам Уран—гхор и увидел: стоит он один на краю площади, а вокруг – люди с луками, целятся в него. Орки же все мертвые лежат. Да только мало их. А почти все войско орочье снаружи, за воротами осталось. Рвутся воины в крепость, но что—то их не пускает. Ударяются они о невидимую стену, отталкивает она их назад. Видно, как в крике открываются рты орков, а самого крика не слышно. Напротив сломанных ворот человек стоит, худой, высокий, с длинными черными волосами. Вытянул вперед руки и словно песню поет на своем языке. Напомнил он вождю шамана, когда тот с духами предков разговаривает. Замер Уран—гхор. Что делать? Войско в селение попасть не может, отряд, что вместе с ним прорвался, пал в бою. Даже верные вулкорки серыми комками окровавленной шерсти на камнях площади лежат. А вокруг человеческие лучники. Загнали Уран—гхора в ловушку, как дикого зверя. Вдруг разомкнулось кольцо людей, пропуская вперед молодую рыжеволосую женщину в широких одеждах. Спокойно шла она, не боясь орка. В руках ее оружия не было, но понял вождь: вот она, его погибель. Взметнулись тонкие руки, как две белые птицы, сплели в воздухе странный узор, и что—то невидимое, но мощное, не знающее пощады, молниеносно ринулось к Уран—гхору. Страшный удар откинул его назад, свет в глазах померк, и последнее, что запомнил вождь – презрительная усмешка рыжей женщины, а последнее, что почувствовал – стянувшие тело стальные путы.
Не видел он уже, как из ворот селения вырвалась огненная стена и упала на орочье войско, пожирая воинов. Не слышал их предсмертных, полных муки, криков. Не знал, что обратилось его войско в бегство, оставляя у стен селения обгорелые тела орков и вулкорков. Ничего этого не узнал Уран—гхор, лежавший в беспамятстве, опутанный волшебной сетью. Его ждали страшные испытания. Все горе было впереди.
* * *
Два дня, оставшиеся до суда и данные Вериллием для раздумий, прошли незаметно. Скучать мне не приходилось. С утра в камере появлялся Падерик со своими прихвостнями и пытался уговорить сделать признание в покушении на императора. Вопреки моим опасениям, пыток храмовники не применяли. Видно, Верховный не оставлял надежды заполучить соратника в моем лице и желал, чтобы лицо это было целым. Палач каждый раз скрипел зубами, раскладывая жуткие, но бесполезные инструменты, а потом снова их убирая. Так что особых мучений визиты Великого отца мне не приносили, если не считать эстетических страданий, возникавших при виде его лоснящейся подлой физиономии и толстого трясущегося зада, скрыть который не могла даже широкая ряса. После душеспасительных бесед с Падериком наступало время разговоров с Вериллием. Здесь мне приходилось хуже. Бессильный гнев и ненависть, которые каждый раз охватывали меня при появлении этого человека, изматывали душу. Верховный вел себя ровно, разговаривал мягко и все пытался убедить меня в необходимости перехода на его сторону. Странно, но я чувствовал, что действительно симпатичен ему. И это еще больше выбивало из колеи, потому что Вериллий вызывал у меня неизменное отвращение. Я старался выглядеть спокойным и надеялся вытянуть из него хоть какие—нибудь сведения о моих друзьях. Но маг ловко уходил от ответа, из—за чего у меня возникли тяжелые подозрения. Быть может, их уже нет в живых? Или они находятся на пороге смерти, замученные палачом? У Верховного не было причин щадить парней, и он мог приказать пытать их, чтобы добиться рассказа о нашем путешествии через Зеленое сердце.
