Исполинская особь, словно кошмарное видение, отступила в темноту; верхняя часть кокона разлетелась на куски, над проломом стремительно развернулись многослойные полупрозрачные крылья, появилось несколько длинных тонких конечностей, мелькнула золотистая голова, и с пронзительным стрекотом новорожденная плодущая самка имаго скрылась в клубившейся под сводом пещеры темноте. Черона поняла, что основа размножения каменной расы заключалась в перерождении людей внутри скрытой в подземелье причудливой утробы. В этот момент Матка, словно почувствовала ее присутствие, внезапно повернула голову и взглянула прямо на нее.
Черона сразу ощутила во всем теле острую боль, как будто со всех сторон в нее впилась густая сеть жгучих нитей; затем какая-то неведомая сила выхватила ее из подземелья, и Черона потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, над куполом мастерской сиял прозрачный полдень. Заговор закончился. Черона лежала на полу перед алтарем там же, где и начала свой эксперимент, а напротив алтаря появилось большое темно-зеленое зеркало, в котором Черона, поднимаясь, сразу увидела, что по всей поверхности ее тела, от пальцев ног до макушки, под кожей проступила рельефная каменная вязь.
К своему удивлению, Черона не слишком испугалась, потому что подспудно ожидала чего-то подобного. Отыскав чертежи отца, она убедилась, что оказалась обладательницей той самой каменной сети, которую Тасманов вживил себе в ночь последнего эксперимента и которая, видимо, передалась ей по наследству. Разложив чертеж перед зеркалом, Черона твердо решила, что не успокоится, пока не вытащит каменные нити все до единой. Затем она припомнила инфернальную встречу со второй ипостасью матери и приняла решение никогда больше не возвращаться на Заповедную Высоту. Порывшись в ящиках с рабочими инструментами отца, Черона выбрала несколько подходящих к случаю каменных ножей, изогнутых ножниц, игл с крючьями и пинцетов и, решительно воткнув острые щипцы в руку, потянула одну из каменных нитей прочь.
Хрупкая конструкция подалась, сдвинулась, а потом в ней что-то хрустнуло. Руку от локтя до запястья обвила пронзительная боль. Однако эта травма оказалась мелочью в сравнении с ударом, отозвавшимся в иноматериальном мире. Рев, какого Чероне еще не приходилось слышать, поднялся из самых глубин земли, едва не расколов стены здания, и перед Чероной беспорядочно замелькали миражи Заповедной Высоты.
— Черона! — услышала она яростный окрик отца.
Это придало ей решимости, и Черона рванула каменную нить; плоть на руке лопнула, как перчатка, и с пальцев заструилась кровь.
— Оставь в покое каменную сеть! — услышала она вновь глухой от ярости голос отца. — Ты не сможешь без нее жить!
Голова закружилась от вида раны, а рука онемела, но Черона с ожесточением впилась щипцами в следующую нить; фрагмент отломился, вызвав вспышку острой боли возле локтя, и Черона извлекла из руки небольшой каменный завиток.
— Ты не сможешь измениться! Ты никогда не покинешь Заповедную Высоту! — снова крикнул отец.
Не позволяя себе сосредоточиться на боли, Черона дрожащими руками торопливо сбросила майку, вцепилась щипцами в крепкую узловую конструкцию возле солнечного сплетения и рывком двинула длинную лапчатую нить вдоль ребер. Дыхание перехватило.
Подробности борьбы с каменной сетью впоследствии пропали из ее памяти. Инструменты в руках скользили от крови, вокруг беспорядочно метались обрывки обманной материальности, обрушивались черные молнии возникавших в воздухе каменных осколков, скрежетали причудливые акустические эффекты, сопровождавшие трансформацию материи, и смутно ощущалась отдаленная дрожь земли. Увечья выглядели все ужаснее, так что Черона порой избегала смотреть в зеркало, чтобы не лишиться сознания, но вскоре поняла, что, вырывая каменную сеть наугад, рискует прочинить себе смертельно опасную травму, и попыталась действовать осторожнее. Если крупную конструкцию казалось слишком болезненно тянуть целиком, Черона заставляла себя тщательно разламывать нити на мелкие фрагменты и вынимать их по частям из нескольких разных ран. По счастью, в процессе заговора сеть оказалась отторгнута от жизненно важных органов и по большей части переместилась в мягкие ткани рук, ног и лица, мышцы и сухожилия. Быть может, если бы истязания на Заповедной Высоте не приучили Черону стойко переносить страдания, она не проявила бы такого упорства. И все же боль, всегда неизвестная, пугающая и чересчур пронзительная, причиняла меньше мучений, чем настойчивые голоса родителей, уверявших Черону в неизбежности ее смерти, и панический страх, что они окажутся правы. Множество раз Черона была на грани обморока не столько от потери крови и физической боли, сколько от нестерпимых переживаний за свою жизнь и будущую судьбу, от которых не могла избавиться, осознавая рискованность своего решения отказаться от привычного мира.
Когда в теле Чероны осталась последняя каменная заноза, в зеркале перед ней с небывалой дотоле отчетливостью возникла мать. Тряхнув блестящими пепельными волосами, она взглянула сквозь Черону сапфировыми глазами и неприязненно повела оголенными в вырезе белого платья плечами.
— Я — самая совершенная, — раздельно произнесла она. — Ты никогда не сможешь победить.
Черона взглянула на отражение и внезапно вспомнила самое загадочное переживание за время заговора — видение с двумя солнцами. Без каких-либо раздумий она вдруг поняла, что белое солнце на витраже означало ее собственную жизнь, и что власть над белым светом предназначена ей для спасения человеческого рода.
— Я уничтожу тебя, мама, — пообещала она вслух; зеркало треснуло и развалилось на куски, и Черона устало выдернула из мизинца последнюю каменную нить.
Некоторое время она ждала, а потом в изнеможении легла на пол. Внезапно все показалось бессмысленным. Мир, окружавший теперь Черону, по сути был совершенно чужд ей, незнаком, безразличен; отказавшись от родителей, Черона пожертвовала всем, что любила в жизни. Поначалу она чувствовала себя полностью опустошенной и исчерпавшей весь запас планов и надежд. Однако в конце концов она поднялась на ноги, привела внешность в относительный порядок и осмотрелась в поисках вещей, которые следовало бы захватить с собой, уходя из дома. Заметив возле алтаря бубен с каменными погремушками, который она сделала для обряда, Черона подняла его и направилась к выходу. К порокам ее причислить или к добродетелям, но Черона в полной мере обладала незаурядным свойством смотреть всегда только вперед.
За стенами дома притих облачный полдень; повсюду разливался мягкий свет и прохладный ветер. Черона вышла на пыльный пятачок перед домом, откуда некогда начала исследование человеческого плана, и впервые осторожно, поскольку шагать было больно, отправилась по неровной горной дороге, уводившей вниз. Ветер овевал ее фигуру, подсушивая кровавые следы. В этот момент Черона приняла еще одно бесповоротное решение в своей жизни. Она пообещала себе, что однажды вернется в этот дом, вернется хозяйкой, и все будет по-другому.
