Свадебное торжество, несмотря на то, что Сенешалю, дворецкому и прислуге дали на устроение праздника всего один день, обещало стать одним из самых пышных за несколько последних лет. Принцессе подготовили свадебное платье, убрали главную королевскую залу цветами и гобеленами, наготовили яств, достали вино и пиво из подвалов; Сенешаль даже успел написать куртуазное письмо отцу фейрлах — Рашиду Семьдесят Второму, о том, что его дочь пребывает в здравии, счастье, и скоро станет королевой Вердленда. Правда, письмо это, с припиской от самой Шезары, тут же отосланное с гонцом, будет вручено султану Араханда только через три недели после свадьбы — но хоть так. Шезара намекнула Сенешалю, что отец ее рассердится, да так, что повелит отрубить голову гонцу, и посоветовала послать какого-нибудь ненужного посыльного. Сенешаль от удивления поклонился три раза вместо положенных двух, и поскорее ушел, озадаченный, так что Шезара не успела добавить, что султан скоро отойдет, потому что человек он, в сущности, добрый. И войной на Вердленд не пойдет, потому что человек он, в сущности, умный.
С Дорианом Шезара успела пообщаться всего два раза — пока он вез ее в столицу на своем белоснежном жеребце, и еще раз, перед самой церемонией, когда он, выгнав служанок прочь, вопреки всем традициям, остался наедине с невестой перед свадьбой. Они поговорили о политике — и Шезара заметила, что король мудр, проницателен и справедлив. Поговорили о пристрастиях — и Шезара выяснила, что им нравятся одни и те же сказания, песни и стихи. Словом, фейрлах начала влюбляться в Дориана, а что до самого короля, его эта напасть настигла еще когда он первый раз увидел ее, лежащую неподалеку от побежденного дракона. Дориан все обещал себе, что напишет Тео благодарственное письмо, и пошлет с зачарованной стрелой, доставляющей послания магичке, где бы та не была; но за хлопотами забыл, а потом свадьба оказалась настолько на носу, что проще было передать благодарность на словах — лично.
Погода в день свадьбы стояла чудесная — если не считать оставшихся со вчерашнего дождя луж и грязи. Солнце ослепительно сверкало на небосклоне, небо голубело, трава зеленела…
Тео, Дерек и Гринер прибыли на церемонию в гербовой карете баронессы Дурстхен, со стилизованными изображениями снежного барса на дверцах и крыше. Правил каретой неизвестный Гринеру человек с высокомерным взглядом, в ливрее — хотя юноша догадывался, что это всего только иллюзия. На эту мысль Гринера навело то, что когда соседняя карета проехав по луже, окатила белоснежные чулки возницы грязью, тот и бровью не повел. К тому же, когда они приехали на внутренний двор, где знать покидала экипажи, а кучера уводили их в сторону конюшен, чулки возницы снова были белыми.
Дерек открыл дверцу, спустился и подал руку баронессе. Тео выпорхнула из кареты, улыбаясь направо и налево, и по рядам дам прошел завистливый вздох — платье Тео могло затмить даже королевский наряд. "Это мне награда за то, что я неделю лазила по всяким ужасным местам, по уши в пыли, паутине, грязи и всего такого", — сказала Тео, когда Дерек выразил сомнение в необходимости так выделяться из толпы. Гринер пытался представить, каково таскать на себе столько жемчуга и драгоценных камней, но не смог. А еще он решительно не понимал, зачем расшивать платье полностью, так, чтобы изначального, густо-зеленого цвета ткани не было видно. Тео только усмехнулась, когда он спросил.
Троица магов (или два мага и один подмастерье, как угодно) величаво прошествовала в Главную залу, кивая знакомым. Оказалось, что Дерека тут многие знают — вернее, его личину, которую он надел специально для такого случая. Правда, она не слишком отличалась от настоящей (по крайней мере, дамы так же падали в обморок, завидев его), ну, может, бородка была чуть напомаженнее, изменился цвет глаз и волос. Из шепотков вокруг Гринер понял, что голубоглазый и русый красавец граф живет за границей, в Лионе, в Вердленд приезжает только на балы и торжества; умопомрачительно хорош собой, богат, но с причудами. Говоря слово «причуды», дамы краснели и прикрывались веерами. Кругом присутствовали только богатые или знатные люди, иногда — и те и другие одновременно. Роскошь подавляла Гринера… Да и разодетые Дерек с Тео нервировали его своим присутствием. Рядом с такими экзотическими и титулованными личностями (пусть и выдуманными), Гринер чувствовал себя неловко… до тех пор, пока Тео украдкой не ущипнула его за бок. Тут он немного пришел в себя и даже смог улыбнуться.
— Дружок, принеси мне воды с медом и лимоном, — проворковала Тео, потрепав Гринера за щеку. На всякий случай, если спросят, он должен был представляться племянником баронессы Дурстхен. Юноша послушно стал продвигаться сквозь толпу, направляясь к столу с закусками и напитками.
— Я нигде не вижу нашего рыжего друга, — прошептала Тео Дереку на ухо.
— Может, ногу сломал. — Без тени усмешки предположил маг.
— Сомневаюсь. А Талли тут. Помаши ему ручкой… И Клопстофера я заприметила сразу.
— Подойдешь к нему?
— Пожалуй.
Тео направилась к небольшой группке Жрецов Древа. По пути ее остановила графиня Мейрхолд, зябко кутавшаяся в шаль и шмыгающая носом.
— Баронесса… какой сюрприз. Я слышала, вы затворнически сидите в своем замке в горах…
— Как вы наверное знаете, милочка, — парировала Тео, — король недавно чуть не сделал мне предложение. Вот, явилась помешать счастливому браку…
И, оставив остолбеневшую графиню размышлять над смыслом сказанного, Тео пошла дальше.
Подойдя к жрецам, она присела в реверансе.
— Брат Клопстофер?
— Милая баронесса…
Жрец взял ее под ручку и отвел в сторону.
— Я так понимаю, дракон — твоя затея? — пробурчал он в усы.
— Моя, моя, чья же еще. Но — ничего же страшного не случилось? Никто не пострадал… Даже наоборот, приобрел. — И Тео кивнула в сторону дверей, из которых с минуты на минуту должны были появиться жених с невестой.
— В этот раз — да… Но прошу, когда в следующий раз решишь устроить что-то подобное, предупреждай меня, хорошо?
— Вы же прекрасно понимаете, что обещать я ничего не могу. Но… сделаю, что в моих силах. Одна просьба… Вернее, вопрос.
— М-м-м?
— Тогда, в Будере… вы сказали, что видели Брата Кано…
Услышав это имя, жрец посуровел, губы его искривились. Было ясно, что, несмотря на проповедуемое жрецами Древа всетерпение и всепрощение, Клопстофер готов собственными руками засунуть шпиона конкурирующего Храма в помойную яму.
— Видел, но мельком — лишь некую фигуру, убегающую прочь. А что? Вы его встречали?
— Нет, нет… Просто мне кое-кто сказал кое-что, прозвучало это имя, но, думаю, это только слухи… он фигура известная, им вполне могли попытаться припугнуть. Ну… всего наилучшего.
