В вестибюле нас ждал Олаф. Или он просто слонялся по отелю. Так или иначе, он был здесь. Мы попытались как можно скорее пройти мимо него, но он вроде как взял и просто присоединился к нам на ходу, поэтому Тиберн, которого мы все уже достали, спросил:
— Этот из ваших?
— Из наших. — Ответил Эдуард.
Тиберн уставился на нас троих, пытаясь понять, откуда это странное напряжение, но в итоге велел маршалу Отто Джеффрису следовать за нами. Так что нам опять придется работать с Олафом. Я каждый раз зарекаюсь так делать, и каждый раз это дерьмо повторяется. Для полного комплекта нам не хватало только Бернардо. Четыре Всадника Апокалипсиса готовы к парадному выезду, мать их. И почему это снова происходит?
Ранкин отвел нас в комнату, где ранее допрашивал Натэниэла и Мику. Здесь было достаточно места для всех присутствующих, но впритык. Тиберн показался мне еще выше и шире, чем снаружи. Но дело было не только в росте — он был взбешен. Его ярость прибавляла ему размера, как невидимый слой, который заполнял пространство вокруг него и всю комнату, так что я еле сдеживалась, чтобы не попятиться. Приятно знать, что все это было направлено не против меня. Еще приятнее знать, что целью был Ранкин.
Другой причиной, которая не давала мне уронить лицо перед яростью Тиберна, было присутствие Олафа — он стоял позади меня. Рядом со мной был Эдуард, но самый высокий парень в комнате стоял прямо за моей спиной, подобно гигантскому разумному древу. Он был теплым и чертовски реальным. Я невольно посмотрела наверх, а он посмотрел на меня вниз — своими темными глазами, похожими на две глубокие пещеры. Я какое-то время боролась с собой, но в итоге все же сделала шаг вперед, поближе к ярости Тиберна. Гнев мне знаком, его я понимаю. Что бы ни творилось в голове у Олафа, этого я понимать не хочу.
Тиберн не кричал. На самом деле, у него был довольно тихий голос. Осторожный, как будто он пропускал все слова через себя.
— Объясни мне, что за хрень ты творишь, выкрикивая неподтвержденные обвинения перед носом у прессы и гражданских, которые не только слышали тебя, но и снимали на видео.
— Они связаны с обеими девушками, а оборотень мог убить кого-то тем же способом, которым была убита Беттина Гонзалес. — Ответил Ранкин.
— Они что, единственные оборотни в городе? — Рявкнул Тиберн, нависая над Ранкиным, как большая гора. Если бы здесь не было Олафа, я бы впечатлилась. Тиберн был грузным, поэтому мне пришло в голову сравнение с горой. Но эта гора была почти на фут ниже гигантской секвойи, которая возвышалась за моей спиной. Я вдруг почувствовала себя очень маленькой физически, чего уже давно не случалось.
— Прошлое Грейсона заставило меня присмотреться к нему в связи с похищением первой девушки. Попрошайничество, проституция, нападение, покушение на убийство, наркотики, жестокое обращение с детьми — и это далеко не полный список.
Гнев Тиберна немного ослабел. Он повернулся, и я увидела его серые глаза — самые светлые серые глаза из всех, что мне доводилось встречать. Они отлично смотрелись с его по-военному коротко стриженными светлыми волосами. На фоне этой белизны выделялся его темный загар — настолько темный, что был почти коричневым. Может, из-за этого его глаза и волосы казались такими светлыми.
— Серьезный список, господа маршалы. У нас достаточно оснований для допроса мистера Грейсона, хоть он и встречается с маршалом Блейк.
Ладонь Эдуарда сжала мою руку, будто он заметил вдох, который сорвался с моих губ прежде, чем я успела заговорить. Я действительно хотела высказаться. Эдуард заговорил первым — в дружелюбной манере Теда:
— Этого действительно хватит, чтобы любой коп заинтересовался Натэниэлом, если бы он совершал эти преступления, а не был их жертвой.
— Не сомневаюсь в том, что у Грейсона есть своя версия произошедшего. Но с таким послужным списком я не понимаю, как вы можете состоять с ним в отношениях, Блейк, или подпускать его к своей семье, Форрестер. — Сказал Тиберн. Его стальной взгляд чуть смягчился, как будто он сожалел о том, что Натэниэл ввел нас в заблуждение.
Эдуард заговорил, растягивая слова:
— Это не версия Натэниэла, капитан, это официальные данные. Ранкин все верно перечислил, но Натэниэл никогда не был обвиняемым по упомянутым делам. О жестоком обращении с детьми сообщил социальный работник, который обнаружил Натэниэла еще до того, как ему исполнилось десять. В этом возрасте его уже продавали клиентам-педофилам.
Я боролась с лицом, чтобы не выдать свой шок от степени осведомленности Эдуарда. Я и сама-то была в курсе только потому, что Натэниэл мне рассказал.
— Разумеется Грейсон выставил себя жертвой. — Сказал Ранкин. — Хлопал своими большими глазками и впаривал слезливые истории какому-нибудь соцработнику. Он наверняка был таким же симпатяжкой, как и сейчас. Кто бы ему не поверил?
Мы все уставились на Ранкина, даже его босс.
— Ого. — Сказала я. — Вы слатшеймите жертву педофилии только за то, что он был красивым мальчиком?
— Нет. — Возразил Ранкин.
— А звучит так, будто да. Что такого в этом чертовом деле? Почему один из моих лучших людей нарывается на иск против себя из-за того, что не может держать язык за зубами? — Сказал Тиберн. Его ярость снова начала закипать.
— У вас есть какая-либо связь с Натэниэлом Грейсоном, о которой никому из присутствующих не известно, Ранкин? У меня такое чувство, что здесь замешано что-то личное. — Сказал Эдуард. Он не слишком хорошо справлялся с акцентом, но смысл сказанного привлекал больше внимания.
— Я не обязан отвечать на твои вопросы, Форрестер. Это ты должен отвечать на мои. — Сказал Ранкин, пытаясь найти выход из задницы, в которую сам же себя загнал. Но от некоторых вещей нельзя отвертеться. Даже если ты ляпнул что-то, не подумав, копы, которые это услышат, решат, что ты действительно имеешь ввиду то, что сказал. Пусть даже и где-то глубоко внутри.
— У тебя есть личная связь с Грейсоном? — Спросил его Тиберн.
В комнате повисла тишина — она была чертовски внезапной и густой. Ранкин не мог ответить своему капитану так же, как он ответил Эдуарду.
— Какая у меня может быть связь с человеком, которого я впервые встретил?
Интересно, проглотит ли Тиберн этот ответ? Если да, то он не хочет знать правду.
— Это не ответ. У тебя есть личная связь с Натэниэлом Грейсоном? — Тиберн начинал мне нравиться.
— Я не встречал его до сегодняшнего дня. — Ранкин держался очень спокойно, будто отчаянно пытался спрятаться на открытой местности.
— Детектив Ранкин, вы когда-либо взаимодействовали с Натэниэлом Грейсоном лично или через третье лицо? — Спросил Тиберн.
— Нет. — Сухо отрезал Ранкин.
Я ему не поверила.
— Это паршиво, когда твой коллега-коп слатшеймит взрослую женщину, пережившую изнасилование, но поступать так с ребенком, пережившим изнасилование… Какого хрена, Ранкин?
Ранкин уставился на меня в упор своими темными глазами. Я опустила взгляд, сосредоточившись на его губах. Я больше не попадусь. Когда он заговорил, у меня было чувство, что я читаю прямо по его губам.
— Я не это имел ввиду, Блейк, и вы об этом знаете. Вы просто хотите вытащить из задницы своего бойфренда.
Я открыла рот, чтобы поправить его и сказать, что Натэниэл мне не бойфренд, а жених, но тут впервые заговорил Олаф:
— Большинство мужчин, которые говорят такие вещи, насиловали бы женщин, если бы точно знали, что их не поймают. Так что я гадаю, Ранкин, что бы ты сделал, если бы был уверен, что тебя не поймают?
— Вы утверждаете, что я — педофил? — Спросил Ранкин.
— Нет, я утверждаю, что ты подумываешь о том, чтобы им стать. Если бы ты уже им был, ты был бы осторожнее в своих высказываниях.
Сперва я решила, что Олаф просто подначивает Ранкина, берет его на понт, но что-то в его лице, в этом спокойствии, навело меня на мысль, что он, вероятно, говорил по своему собственному опыту. Он был насильником, которого еще ни разу не поймали — по крайней мере, под именем Отто Джеффриса. Рыбак рыбака, если вы понимаете, о чем я.
