— Откуда ты все это знаешь? — подозрительно спросила Серсея. — Может, отец поделился с тобой своими намерениями, посылая тебя сюда?
— Нет — я просто посмотрел на карту.
Подозрительность в ее взгляде сменилась презрением.
— И ты все это придумал собственной дурной головой, правда, Бес?
Тирион цокнул языком:
— Скажи мне вот что, дражайшая сестрица: не будь перевес на нашей стороне, разве Старки начали бы переговоры о мире? — Он достал письмо, привезенное сиром Клеосом Фреем. — Молодой Волк шлет нам свои условия. Неприемлемые, само собой, но лиха беда начало. Хочешь посмотреть?
— Да. — В один миг она вновь преобразилась в королеву. — Откуда у тебя это? Письмо должны были доставить мне.
— На то и десница, чтобы передавать тебе то и другое. — Он отдал сестре письмо. Щека у него еще горела от ее оплеухи. «Пусть хоть кожу с меня сдерет, лишь бы дала согласие на дорнийский брак». Он чувствовал, что это согласие все равно что у него в кармане.
Кроме того, он знал теперь, кто ей наушничает… в этом и заключалась изюминка этого пудинга.
Плясунью облачили в попону из белоснежной шерсти с серым лютоволком дома Старков, а Брана — в серые бриджи и белый дублет, отделанный по рукавам и вороту серой белкой. У сердца была приколота волчья голова из темного янтаря в серебряной оправе. Бран предпочел бы Лето серебряному волку на груди, но сир Родрик был непреклонен.
Пологие каменные ступени остановили Плясунью только на миг. Бран послал ее вперед, и она их запросто преодолела. За дубовыми, окованными железом дверьми Великого Чертога стояли в ряд восемь длинных столов — по четыре с обеих сторон срединного прохода. Люди сидели на скамьях плечом к плечу.
— Старк! — кричали они, вскакивая на ноги, пока Бран ехал мимо них. — Винтерфелл! Винтерфелл!
Бран был достаточно большой, чтобы понять, что на самом деле они приветствуют не его: они празднуют урожай и победы Робба, славят его лорда-отца, и деда, и всех Старков, правивших здесь восемь тысячелетий. Он понимал это и все-таки пыжился от гордости. Проезжая через зал, Бран и думать забыл о том, что он сломанный. Когда он под взглядами всех собравшихся достиг помоста, Оша с Ходором отстегнули сбрую, державшую его в седле, сняли его с лошади и усадили на высокий трон его предков.
Сир Родрик сидел по левую руку от него вместе со своей дочерью Бет, Рикон — по правую. Рыжие лохмы малыша так отросли, что падали на горностаевую мантию. Но он никому не давал себя стричь, пока матери не было. Последнюю служанку, которая попыталась это сделать, он покусал.
— Я тоже хочу покататься, — сказал он, когда Ходор увел Плясунью. — Я езжу лучше тебя.
— Ничего не лучше — молчи сиди, — сказал Бран младшему брату. Сир Родрик громко потребовал тишины. Бран, повысив голос, приветствовал всех от имени своего брата, Короля Севера, прося гостей возблагодарить богов, старых и новых, за победы Робба и обильный урожай.
— Да увеличатся наши блага сторицей, — закончил он, подняв отцовский серебряный кубок.
— Сторицей! — Оловянные кружки, глиняные чаши, окованные железом рога с громом сошлись вместе. Брану вино сдобрили медом, корицей и гвоздикой, но оно все-таки было крепче, чем он привык. Пока он пил, ему казалось, что горячие дрожащие пальцы проникают ему в грудь. Голова у него кружилась, когда он поставил кубок.
— Молодец, Бран, — сказал сир Родрик. — Лорд Эддард гордился бы тобой.
Сидевший чуть ниже мейстер Лювин тоже кивнул одобрительно, и слуги начали разносить еду.
Такого Бран еще не пробовал. Блюдо следовало за блюдом так быстро, что он едва успевал отщипнуть. Огромные ноги зубров, зажаренные с луком-пореем, пироги с начинкой из оленины, моркови и грибов, бараньи отбивные с медом и гвоздикой, утка, кабанятина с перцем, гусь, голуби и каплуны на вертелах, ячменная похлебка с говядиной, холодный компот. Лорд Виман привез из Белой Гавани двадцать бочонков рыбы, переложенной солью и водорослями: сига и сельдь, крабов и мидий, треску и семгу, омара и миногу. К столу подавали черный хлеб, медовые коврижки и овсяные бисквиты, репу, горошек и свеклу, бобы, тыкву и огромные красные луковицы. На сладкое были печеные яблоки, вишневые пирожные и груши в крепком вине. На каждом столе выше и ниже соли лежали круги белого сыра, и слуги сновали туда-сюда со штофами подогретого со специями вина и охлажденного осеннего эля.
Музыканты лорда Вимана играли отменно, но скоро арфу, скрипку и рожок не стало слышно за смехом, разговорами, стуком посуды и рычанием собак, дерущихся из-за объедков. Певец пел славные песни: «Железные копья», «Сожжение кораблей», «Медведь и прекрасная дева», но слушал его, похоже, только Ходор, который топтался рядом с дударем, перескакивая с ноги на ногу.
Шум постепенно перешел в настоящий рев, густой поток звуков. Сир Родрик говорил с мейстером Лювином поверх кудрявой головы Бет, счастливый Рикон кричал что-то Уолдерам. Бран не хотел сажать Фреев за высокий стол, но мейстер напомнил ему, что они скоро породнятся: Робб женится на одной из их теток, Арья выйдет замуж за дядюшку. «Вот уж нет, только не Арья», — сказал Бран, но мейстер настоял на своем, и Фреи сидели рядом с Риконом.
Каждое блюдо первым делом подносили Брану, чтобы он мог взять причитающуюся лорду долю, но когда дело дошло до уток, он уже не мог больше есть, а только кивал одобрительно и отсылал блюдо прочь. То, что пахло особенно вкусно, он отправлял одному из лордов на помосте в знак дружбы и расположения, как учил его мейстер Лювин. Семгу он послал бедной грустной леди Хорнвуд, вепря — шумливым Амберам, гуся с ягодами — Клею Сервину, огромного омара — Джозету, мастеру над конями, который не был ни лордом, ни гостем, зато вышколил Плясунью так, что Бран мог ездить на ней. Он посылал сладости Ходору и старой Нэн только за то, что любил их. Сир Родрик напомнил ему о названых братьях, и Бран послал Уолдеру Малому вареную свеклу, а Уолдеру Большому — репу с маслом.
На нижних скамьях винтерфеллцы сидели вперемешку с простолюдинами из зимнего городка, соседями из ближних острогов и челядью лордов-гостей. Одних Бран видел впервые, других знал очень хорошо, но все они казались ему одинаково чужими. Он смотрел на них как-то издали, словно из окна своей спальни во двор, видя все, но ни в чем не принимая участия.
Оша ходила между столами, разливая эль. Кто-то из людей Леобальда Толхарта полез ей под юбку, и она разбила кувшин о его голову, к хохоту окружающих. А вот женщина, которой Миккен запустил руку за корсаж, как будто ничего против не имела. Фарлен заставлял свою рыжую суку служить, протягивая ей кости, старая Нэн расковыривала корку горячего пирога морщинистыми пальцами. Бран улыбнулся ей. Лорд Виман за высоким столом накинулся на блюдо с дымящимися миногами, словно на вражеское войско. Он был так толст, что сир Родрик велел сколотить для него особый широкий стул, но смеялся часто и громко и, пожалуй, нравился Брану. Бедная леди Хорнвуд сидела около него с лицом как каменная маска и что-то жевала без всякого аппетита. На другом конце высокого стола пьяные Хозер и Морс играли, сшибаясь рогами для питья, как рыцари на турнире.
