Спустившись на первый этаж и миновав анфиладу комнат, еще не до конца приведенных в порядок после штурма дворца, Ильяс подивилась их безлюдью и припомнила, что сегодня на ипподроме состоятся соревнования колесниц, а в Театре Амитаиры будет представлена комедия Исогала «Легковерный Хакият». Задремав, она, верно, пропустила момент, когда Небожители, отобедав, начали покидать дворец. Но тогда Таанрет тем более должен был навестить ее! Ведь не отправился же он, не предупредив ее, в театр или на ипподром?
Убеждая себя, что ее муж не мог так поступить, Ильяс прекрасно понимала, что выдает желаемое за действительность. Мог. Да еще как мог! Отношения их в последние три месяца складывались не сказать чтобы скверно, но совсем не так, как она рассчитывала. Он честно пытался ей угодить и исполнить любое ее желание до тех пор, пока она не объявила ему, что ждет ребенка. Или до того, как она перестала пускать его на свое ложе?.. Последнее было больше похоже на правду, хотя Таанрет ни разу не упрекнул ее. Да и в чем ее можно было упрекать? В том, что она паршиво себя чувствует и желает родить ему здорового малыша?
Нет, он относился к ней почтительно и стал даже любезнее прежнего, но навещал ее все реже и реже, а значительную часть произносимого ею, кажется, просто пропускал мимо ушей. То есть она могла просить любые одежды и украшения и Мутамак либо секретарь Таанрета немедленно доставляли ей требуемое. Желтоглазый был щедр. Щедр до расточительности, но Ильяс догадывалась, что объяснялось это полным пренебрежением его к деньгам, которые он не привык и не считал нужным тратить на себя самого. По существу же, он откупался от нее тряпками и драгоценными побрякушками, ибо, как только она заводила речь о такой, например, малости, как желание покататься с ним на лодке по Гвадиаре, Таанрет находил тысячу причин для отказа. Это было странно и обидно. Особенно памятуя, что прежние ее просьбы, даже неразумные, исполнялись им неукоснительно.
До вчерашнего дня Ильяс полагала, что Таанрет, узнав о ее беременности, счел, что с порученным ей делом она справилась успешно и более нет никакой нужды поступаться ради нее своими планами и намерениями. Проще и удобнее всего во всех бедах и недоразумениях обвинять своих ближних, и так молодая женщина и поступала, пока Дадават не обмолвилась, что все еще делит ложе с Усугласом и собирается продолжать это делать, пока «живот не отвиснет до полу». А уж тогда, дескать, настанет время изобрести какие-нибудь другие способы заставить мужа носить ее на руках и сдувать пылинки со своей ненаглядной женушки. Судя по тому, что Дадават щебетала как птичка, присутствие Усугласа в ее постели ничуть ей не повредило, и, следовательно, сама Ильяс проявляла в отношении Таанрета излишнюю осторожность. Которая, очень может статься, пришлась ему не по душе и явилась истинной причиной все более редких появлений его в покоях супруги.
«Вай-ваг, как все изменилось! Презиравшая Усугласа до свадьбы красавица Дадават не чает теперь души в своем толстом, неуклюжем муже, а мы с Таанретом видимся раз в два или три дня и дуемся друг на дружку, как мышь на крупу», — думала Ильяс, подходя к Трапезной и мысленно ругая себя за то, что послушалась совета осторожной Мутамак, уверенно утверждавшей, что, «пока у госпожи не родится ребеночек, желтоглазому аспиду нечего делать в ее спальне». Ну как тут было не пожалеть о сбежавшем из «Мраморного логова» Урубе, к которому она с детства привыкла обращаться с любыми возникавшими у нее по части здоровья вопросами!
Заглянув в Трапезную, молодая женщина убедилась, что предположения ее были верны: в просторном зале осталось едва ли три десятка оксаров, чьи громкие и нетвердые голоса подтверждали, что обед давно закончился и разыскивать Таанрета надобно где-то в другом месте.
— Ты не знаешь, где мой муж? — обратилась форани к застывшему в нише у дверного проема стражнику.
— Не знаю, госпожа. Ушел. — Он сделал неопределенный жест, и Ильяс поняла, что вряд ли получит более вразумительный ответ от кого-либо, ежели не разыщет Кифара, надзирающего за всем и вся во дворце и совмещающего должность смотрителя, домоуправителя и начальника дворцовой стражи.
Плутать по переходам дворца не было никакого смысла, ибо Таанрет, если не уехал на ипподром или в театр, мог находиться сейчас где угодно. В покоях Кешо или Татама, в канцелярии или в собственном кабинете, а то и в комнатушке какой-нибудь служанки или рабыни. Последнее предположение, сколь бы неприятным оно ни было, форани не исключала, поскольку императорский дворец был битком набит смазливенькими девицами и ходившая по столице шутка, будто при Триумвирате их здесь развелось столько же, сколько при Димдиго сочейросов, вполне соответствовала истине.
— Не видала ли ты Нганыо или Мутамак? — без особой надежды спросила Ильяс у проходившей мимо служанки. Найти желтоглазого представлялось ей делом абсолютно нереальным, но уж подругу свою и матушку Мутамак она должна отыскать без особого труда. Они ведь знают, что она ждет их…
— О служанках твоих мне ничего неизвестно, а к Таанрету я могу тебя проводить. — Девица растянула в услужливой улыбке толстые выпяченные губы и ловко переставила высокий кувшин с одного плеча на другое.
— Проводи, — согласилась Ильяс.
— Госпожа, позволь мне прежде отнести в Трапезную вино?
— Отнеси, — опережая форани, разрешил Сабаар, делая Ильяс знак не вмешиваться.
Молодая женщина кивнула. После нескольких покушений на Таанрета она разделяла его уверенность в том, что предателя надобно искать среди новых властителей империи и их приближенных — стало быть, во дворце, — и не считала любые предосторожности телохранителей чрезмерными.
Пока служанка относила кувшин с вином Небожителям, Сабаар переговорил с находившимися в Трапезной стражниками, и двое из них присоединились к нему и Тамбе.
— Как тебя звать? — обратился к вернувшейся служанке старший телохранитель, которому показалась подозрительной готовность ее проводить их к Таанрету и совершенно не понравилась усмешка, появившаяся на вывернутых губах девицы при виде вдвое увеличившейся охраны Ильяс.
— Можешь звать меня Батис. — Служанка подмигнула Сабаару и, вызывающе покачивая бедрами, двинулась по длинному, скудно освещенному масляными светильниками коридору.
«Врет!» — подумала Ильяс, проверяя, легко ли вынимаются метательные ножи из ячеек перевязи, скрытой белой с алыми узорами накидкой. Неожиданно ей расхотелось искать мужа, и, если бы не боязнь показаться телохранителям вздорной квохчущей курицей, она бы отказалась от услуг Батис. В списках приглашенных на торжественный обед она видела имя Кальдуки, с которым собиралась поговорить еще на свадьбе. Ежели старый летописец принял приглашение Триумвирата посетить дворец, то, вероятно, сидит сейчас в императорском архиве и разумнее всего было бы, воспользовавшись случаем, побеседовать с ним, а не искать встречи с желтоглазым, которая едва ли обрадует кого-либо из супругов.
