— Ты не посмеешь сделать это!
— Я смею всё, чего мне хочется, и не тебе, шакал, указывать мне! — прорычал Кром, не замедляя шага.
Сет начал медленно пятиться и остановился лишь тогда, когда справа от него оказался Талисман Силы. Глор грозно вытянул шею и, распространяя трупный запах, хрипло закричал, забил крыльями, единственным своим глазом злобно уставившись в лицо Крому.
— Если ты попытаешься сделать это, мы враги!— воскликнул Сет.
— Мы никогда не были друзьями, пес,— спокойно ответил Кром, продолжая шагать вперед, и в тот же миг яркая вспышка озарила все вокруг, и Митра возник по другую от Сета сторону Талисмана, и Кэрдакс вдруг вздохнул свободно, заклекотал и забил крыльями.
— Не смей трогать его! — воскликнул Солнцеликий.
— Ага, и почитатель Добра здесь,— усмехнулся Кром, не замедляя шага,— как странно совпали ваши стремления!
— Ты все равно не сможешь уничтожить его, упрямец! — в отчаянии воскликнул Митра.
Кром остановился в паре шагов от алтаря.
— Тогда тебе не о чем беспокоиться,— спокойно заметил он.
Он подбросил на руке свой молот, коротко размахнулся и опустил на алтарь, как на наковальню. Митра довольно расхохотался, наблюдая за его напрасными усилиями, а Сет, похоже, в последний миг догадался, что задумал суровый северянин, но было уже поздно. Он в отчаянии схватился за голову и завыл от тоски.
Крохотное пылающее солнце, словно выпущенный из пращи камень, вырвалось из-под молота и, пробив бок пирамиды, глубоко вонзилось в нее. Темное нутро пирамиды тут же вспенилось и забурлило, будто накопленная им злая мощь набросилась на светлую силу Талисмана, пытаясь подчинить ее себе, поглотить. В тот же миг словно оборвалась какая-то невидимая нить, за которую тянули с двух сторон Рогаза и Мэгил, и слуга Митры и колдунья повалились навзничь.
С тяжелым, полным отчаяния стоном фигура Владыки Света растаяла в сгустившейся темноте, теперь вновь освещаемой лишь призрачным светом пирамиды. Темный Бог, одарив Крома мрачным взглядом, молча последовал примеру Подателя Жизни и растворился во тьме, которая на прощание исторгла из себя:
— Ты-ы пожалееш-шь об этом-м…
Повелитель Могильных Курганов в ответ на эту угрозу громко расхохотался и, в последний раз ободрив киммерийца взглядом, шагнул в ночь, оставив после себя лишь искрящийся силуэт, который быстро рассеялся во тьме.
Бой, однако, на этом не закончился, и, оставшись в одиночестве, Конан тревожно оглянулся, но тут его внимание невольно привлекла пирамида. Огромная рваная дыра на ее теле быстро затягивалась. Оголенная плоть угрожающе бурлила и клокотала, словно закипая, и неожиданно начала исходить клубами грязно-серого дыма. Облако быстро увеличивалось в размерах и вдруг бешено закружилось. Оно вращалось, всё набирая обороты, а потом начало белеть в отдалении и собираться в центре непроглядной тьмой. Как только это случилось, вращение, от которого уже начало рябить в глазах, замедлилось.
Белая часть облака сползла с поверхности клубящегося шара и начала собираться воедино. В то же время тьма пыталась помешать ей сделать это, стремясь перемешаться с ней. Отчаянно сопротивляясь, белый сгусток, пройдя сквозь череду изменений и превращений, принял, наконец, форму прекрасного девичьего тела. Как только это произошло, ослепительно яркий белый луч вырвался из середины еще не затянувшейся на боку пирамиды раны, и видение, резко взмахнув рукой, отбросило липнущий к ней поганый сгусток черноты.
Черная тварь тут же прилепилась к ране на боку пирамиды, словно стремясь быстрее напитаться ее черной кровью, и Конан перестал обращать на нее внимание. Тем временем душа девушки медленно пошла к Кэрдаксу, даже не глядя на угрожавшую ей колдунью. Они оказались примерно одного роста — благородный Кэрдакс и слабо мерцающий девичий силуэт, в котором Конан без труда узнал Зиту. Она подошла к величественному орлу и погладила его гладкие белые перья. В тот же миг освободившаяся, наконец, душа начала таять, призрачное, волшебное сияние померкло, и видение пропало.
— Так оставайся же в нем навсегда! — услышал вдруг киммериец голос друга за спиной и, резко обернувшись, увидел, как Мэгил отскочил от Глора, а тот гнусно заверещал.
Стервятник попытался сойти со своего пьедестала, чтобы растерзать человека, который осмелился навсегда спаять его плоть с Незримым. Дух Затха вовсе не собирался надолго занимать тело древнего божества. Если бы его собственное, только что пробужденное тело могло справиться с Кэрдаксом! Он без раздумий вернулся бы в него, но четырехрукому верзиле с крыльями вампира не по зубам был вдвое превосходивший его силой орел. Зато на это способен был Глор! Но оставаться в нем навсегда…
Теперь же Затх оказался навечно заключенным в тело стервятника, и ему оставалась только месть. Точно обезумев, он рвался с места, стремясь как можно скорее утолить свою ненависть, но ноги его словно вросли в камень, на котором стояли. То же самое происходило и с Кэрдаксом, но в отличие от своего бесновавшегося противника гордый орел терпеливо ждал, когда силы вернутся к нему настолько, что он сумеет сойти с удерживающего его пьедестала.
Холодный, липкий ужас объял тело киммерийца, предвещая нечто ужасное и непоправимое. Не понимая, что он делает и зачем, Конан бросился вперед, на стоящего в десяти шагах от ведьмы Проснувшегося, которому уже никогда не стать Затхом. Уже подбегая, он увидел вдруг, как невесть откуда взявшийся Зул напал на монстра сзади, но тот схватил его друга за плечо и ударил о стену. Северянин с ужасом увидел, как от чудовищного удара о камень раскололась голова могучего негра, и белый мозг брызнул на черные стены.
— Кро-ом! — взревел киммериец, не в силах сдержать ярости и сжигавшей его душевной боли, и, вложив в удар всю свою силу и накопившуюся в душе злость, опустил могучий кулак на голову монстра.
Огромное неуклюжее тело откинулось навзничь, уродливые копыта оторвались от земли, чудовище отлетело на пять локтей, упало на каменные плиты и осталось лежать без движения. Конан, однако, знал уже, что продлится это недолго. Он окинул лежащего ненавидящим взглядом и увидел, как пульсирует в такт ударам сердца третий глаз Проснувшегося. Неясная догадка шевельнулась в мозгу северянина, и он медленно достал из ножен кинжал.
— Не-ет! — выронив от ужаса посох, завизжала колдунья и бросилась на киммерийца, подсказав ему тем самым, что его догадка верна.
Стоявший у моста Акаяма с разбега метнул копье.
Одновременно с этим Конан, не обращая внимания на несущуюся к нему Рогазу, вонзил кинжал в глаз чудовища и, налегая на него, как на рычаг, выдрал кристалл. Проснувшийся начал яростно отбиваться, но потеря глаза лишила его почти всей силы.
