— Магуро! — заорала она, пытаясь сфокусировать взгляд на оставшемся внизу товарище, однако того уже не было видно — только огромная дыра в полу, которая затягивалась прямо на глазах. — Сука!!! — выкрикнула Эби, беспомощно барахтаясь в воздухе и пытаясь вновь отыскать взглядом своего обидчика.
Уотерс меж тем сместился в сторону и уже мастерски фехтовал там с прочими адскими оперативниками грифом бас-гитары, висевшей у него на шее на широком нейлоновом ремне. Наноструны его гитары толщиной в две молекулы каждая исправно резали твердые корпуса нападавших, словно сыр бри. Пока музыканту удавалось лишь состругивать по касательной асфальтовые, каменные и кирпичные стружки, прозрачные и невесомые, которые лебедиными перьями печально и плавно опускались на пол, но не возникало ни малейшего сомнения, что если кто-либо из големов проявит несколько менее разворотливости и проворства, страшный гитарный гриф развалит его пополам нисколько не хуже меча Зигфрида или гиперболоида инженера Гарина. Оперативники внезапно с тоскою ощутили, что нарвались наконец на фигуру, которая им не по зубам. Кани Мягкий Краб вскоре блестяще подтвердил это, кубарем покатившись по полу с разрубленным бедром.
— Йомалаут, дядя! — вскричал загнанный в угол Ика, неуклюже закрываясь единственной лапой. — Брэк! Тачдаун!
— Буся! — выкрикнул Уотерс, направив гриф бас-гитары на Сырого Кальмара, и тот моментально лопнул, забрызгав кирпичной крошкой всех присутствующих.
— Сударь, извольте биться по правилам! — оскорбился Унаги Копченый Угорь, брезгливо стряхивая с себя бренные останки Ики.
— Я всегда бьюсь по правилам, любезный, — с достоинством ответствовал Уотерс, — только правила в большинстве случаев устанавливаю сам.
— Что ж, достойно, — оценил Унаги, нервно разминая запястья.
— И весьма, — подтвердил Мистер Пинк Флойд.
Унаги Копченый Угорь нашел свой славный конец, когда прогрессивный западный композитор и музыкант дернул струну бас-гитары, и невыносимый резонанс, возникший вследствие этого, расколол бордюрные камни, из которых было сложено тело Копченого Угря, на множество бесполезных кусков, побудить которые к движению не смог бы теперь даже ринпоче Ульянов (Ленин).
Шиитаке Императорский Гриб, весьма верно и вовремя оценив обстановку, благоразумно бежал к выходу, но Уотерс ловко снял его на бегу тремя метательными медиаторами. Остро отточенные медиаторы рассекли голема на четыре части. Продолжавший угасающее вращение металлический остов двери подхватил кучу асфальтовых обрубков и начал толкать ее перед собой по концентрической орбите.
Уотерс выполнил энергичное физкультурное упражнение, восстанавливая дыхание, после чего с изумлением воззрился на покачивающуюся возле потолка Эби Сладкую Креветку, которая уже оставила бесплодные попытки спуститься вниз и теперь молча пыталась понять, каким образом этот худой бледнолицый дьявол за три с половиною минуты умудрился шутя разделаться с обученным штурмовым подразделением адских оперативников.
— А вы, дорогуша, как я посмотрю, возомнили себя стратостатом? — ехидно осведомился Уотерс. — Your hands feel just like two balloons, don't they?.. Вы что, не в курсе, что предметы тяжелее воздуха не имеют способности к самостоятельному полету?..
— Упс! — только и успела выговорить ошарашенная Эби. Вслед за этим она рухнула с высоты, ударилась о гранитный пол и разбилась вдребезги. Кусочки Сладкой Креветки разлетелись по всему помещению.
Прогрессивный композитор и музыкант обратил свой взор туда, где охал на полу полуразрубленный Кани Мягкий Краб.
— Ты, демон, — произнес Уотерс, презрительно кривя губы в своей фирменной неподражаемой манере, — вставай и дерись как мужчина, если хочешь умереть красиво. В противном случае я отсеку тебе голову и покрошу ее в горшки в своей оранжерее. Это ведь чернозем, buddy, ha?
— Во имя человеколюбия! — прохрипел Кани. — Десять минут, чтобы собраться с мыслями!
— Пять, — великодушно разрешил Уотерс. — С половиною. Нэнси, детка, задай нам, пожалуйста, размер.
В тишине разгромленного гипермаркета раздался усиленный через динамики мерный стук метронома, коий отсчитывал время, оставшееся Мягкому Крабу до перехода в Гулкую Пустоту.
— Хопа, пацаны! А вот и я!..
Неугомонный Васаби Тертый Хрен воплотился в очередной раз. Теперь материалом для плотного тела ему послужили без числа разбросанные по полу обледенелые трупики лангустов, омаров, креветок, кальмаров, крабов и прочих панцирных океанических обитателей, коих зоологическая классификация видов категорически не позволяет именовать рыбами, как, впрочем, и китов с дельфинами, которых тем не менее на полу гипермаркета отнюдь не было. Престранное нечто, похожее на гигантского ледяного кузнечика, воздвиглось за спиной у Нэнси, задрало плоскую морду к потолку, издало тоскливый утробный рев и всей массой обрушилось на обернувшуюся в испуге женщину, одновременно распадаясь на составляющие — Васаби потратил сегодня слишком много сил и был уже не способен на сколь-нибудь продолжительное воплощение. Дождь ледяных морепродуктов застучал по каменному полу.
Острые и твердые, как сталь, клешни и усы морских гадов не успели причинить Нэнси особого вреда, кроме нескольких синяков и царапин. Она скончалась от термического удара. На ее посиневших губах выступил иней, кожа превратилась в холодный пергамент. Глубокозамороженные морепродукты валялись вокруг нее, превращая соприкасающийся с ними воздух в кристаллики ядовито-зеленого снега.
Волоча гитару за ремень, Уотерс медленно, не веря своим глазам, приблизился к месту произошедшей трагедии.
— Нэнси, — угасающим голосом проговорил он, опускаясь на колени перед бездыханным телом подруги, — как же это?.. Ooooh babe! Don't leave me now… How could you go? When you know how I need you to beat to a pulp on a Saturday night…
— Мужик, ты это… — Прихрамывая, Кани осторожно подошел сзади, попытался положить Уотерсу лапу на плечо. — Ты не обижайся. Ну, так получилось… Пацаны не хотели…
Не оглядываясь, Уотерс резко взмахнул рукой и располовинил Мягкого Краба ребром ладони, по которому стремительно проскользнули голубые и сиреневые искры. Две бесформенные груды земли, некогда бывшие командиром подразделения големов, глухо ударились об пол.
— Нэнси, — жалобно проговорил Уотерс, глядя в никуда. Как всякий аутист, он не умел душевно страдать и даже не знал толком, как это правильно делается. Пока он осознавал с ужасом лишь одно: о внятном эспрессо и распарованных точно по оттенку носках после стирки ему придется забыть на неопределенно долгое время. Возможно, навсегда.
