— Пошли ко мне в кабинет, — сказал Том. — Я все приготовил.
— Что это значит? Что происходит?
— Сделал я одну ошибку.
— Ну, не будь к себе слишком строг, — сказал Том. — Кто в жизни не ошибался? На ошибках учимся.
— Но я все-таки хочу знать… — начала Джейн. Робин кинулся к Тому и сгреб его за рубашку.
— Смотри, чтобы с ней ничего не случилось! Понял? — яростно воскликнул он. — Чем бы ни кончилось, она должна уйти целая и невредимая!
— Она мне ничего не сделала. Почему с ней должно что-то случиться? Только ты тут ничего не решаешь.
Лицо Робина стало безжизненным.
— Ладно. — Он отпустил Тома. Они прошли под мавританскую арку.
С другой стороны шелковая занавеска оказалась грязной дырявой тряпкой. Под ногами лежал отставший затертый линолеум. В плохо освещенный коридор выходили комнаты, грязные и ободранные. Они были без дверей, и Джейн видела истощенных наркоманов, валяющихся на пропитанных мочой тюфяках. На стенке висел клок бумаги с надписью от руки: «Вытирай за собой иглу».
Том бросил на Джейн холодный внимательный взгляд.
— Вот она, белая смерть. А не та ерунда в переднем зале. Никаких иллюзий, никаких фантазий, никакой лжи. Одна только голая истина.
Робин очнулся от оцепенения.
— Что есть истина? — вяло проговорил он.
— А вот это мы с тобой сейчас и узнаем. Точно?
В конце коридора была дверь. Том открыл ее, и они вошли в комнату, освещенную только экранами включенных телевизоров. Пять штук стояло на полу и один на металлическом конторском шкафу. Телевизоры издавали шум, на экранах были сплошные снежинки. «Они просто не настроены, — подумала Джейн, — или сегодня нет передач?»
В центре комнаты стоял ломберный столик с двумя плетеными стульями. На столе лежали пара кожаных ремешков и два заряженных шприца. Робин сел на стол. Глаза его были пусты.
Телевизоры трещали.
Как можно уговаривать кого-то, не понимая, что происходит? Джейн схватила Робина за плечо и прошептала:
— Не надо, пожалуйста, не делай этого!
— У него нет выбора, барышня, — сказал Том почти с сожалением. — Все это решилось задолго до того, как вы появились. — Он сел за стол лицом к Робину. — Так. Значит, дуэль на шприцах. Ты согласен?
Робин кивнул.
Они обвязали ремни вокруг бицепсов. Крепко их стянув, стали сжимать и разжимать кулаки, чтобы накачать кровь в вены. Том предоставил Робину выбрать шприц. Взяв тот, что остался, он задумчиво посмотрел на мутную жидкость внутри.
— Вот, основа нашей цивилизации.
— Что? — не поняла Джейн.
— Да вот, пистон. — Он помахал шприцем в воздухе, как сигаретой. — Простейшая форма четырехтактного двигателя: впуск, сжатие, зажигание, выхлоп. Изящно.
— Хотя бы раз в жизни, — проговорил Робин сквозь зубы, — хотя бы этот, последний, один-единственный раз не слышать этой твоей долбаной болтовни.
Он поставил локоть на стол.
Том, усмехнувшись, сделал то же самое. Они сцепили большие пальцы.
— Готов?
— Давай скорее!
Свободной рукой каждый занес шприц над рукой другого. Иглы нависли, замерли, примерились и наконец вонзились.
— Робин…
— Не надо, — сказал он. — Не говори ничего.
— Но я…
— Я не хочу этого слышать, понимаешь? Я знаю, чему я хочу верить, и это скорее всего не то, что ты хочешь сказать. — И добавил, обращаясь к Тому: — Первый выстрел!
Поршни подались назад. Кровавые змеи сворачивались, извиваясь, внутри стеклянных цилиндров. Телевизоры шумели оглушительно. Светящиеся экраны бросали лиловатые отблески на лица дуэлянтов, подчеркивали тени под глазами, впадины под подбородком. Они напряженно смотрели друг на друга. Джейн здесь была лишней. Они очертили вокруг себя круг ненависти и страсти, а она осталась снаружи.
Перед ее глазами что-то мелькнуло.
Маленькая рука тронула ее за плечо.
— Пойдем, — сказал мальчик-тень. — Ты знаешь, что ничем не можешь ему помочь.
* * *
Мальчик-тень увел Джейн из комнаты, где неподвижно застыли эти двое. Они миновали фальшивое восточное великолепие передней комнаты и вышли на улицу. Никто их не остановил.
Они шли городскими улицами, словно зачарованные. Дважды они натыкались на беснующуюся толпу с трофеями, на которые Джейн не хотелось смотреть. Каждый раз мальчик-тень уводил ее в сторону, и никто их не трогал. Ей казалось, что ничего не может случиться с ней, пока он держит ее за руку.
Мальчик-тень прикоснулся к боковой двери Бельгарды, и дверь открылась. Они вызвали лифт. В громадной кабине, рассчитанной на сотню пассажиров, они вдвоем доехали до самого верха. Джейн категорически отказалась идти к себе в комнату, и они прошли в студенческий холл.
— Да ты не бойся, — уговаривал он, — трупы давно убрали. Они это делают очень быстро.
— Нет!
В холле никого не было. Джейн, отвернувшись от окна, взглянула на кресла. В любом из них можно было переночевать. А можно лечь и на полу.
— Ну, мне пора. Если я опоздаю на завод… — Мальчик-тень тоскливо поежился.
— Да, конечно, завод. — Джейн не выпустила его руки.
— Мне пора, — повторил он.
— Кто ты?
Он отвернулся.
— Ты же знаешь меня, — прошептал он.
— Кто ты такой?
Он молчал.
— Хочешь, я сама тебе скажу?
— Нет, — прошептал он, — не надо.
То, что собиралась сделать Джейн, было жестоко. Но она была пьяна, и потрясена, и измучена, у нее все болело, и на все ей было наплевать. Она обвила руками его тоненькое, не сопротивляющееся тельце. Он был маленький и холодный. Она с удивлением поняла, как она выросла с заводских времен. Он, дрожа, с испугом смотрел ей в глаза. Джейн наклонилась и шепнула ему на ухо свое собственное имя.
— Я делал что мог, — плача, произнес он.
— И я тоже. Но ведь этого мало, правда?
Его била дрожь. Он молчал.
— Когда поймают гиппогрифа, подрезают ему крылья, чтобы не улетел. Оленю подрезают сухожилие на ноге. А как искалечить человека, чтобы он не стал от этого хуже работать?
— Не надо… Пожалуйста… — Он слабо забился в ее руках.
— Тихо! — Джейн потянулась к нему. Раздвинула языком его несопротивляющиеся губы. Втянула его язык себе в рот, И тянула дальше, втягивала его в себя, больше и больше, пока не втянула всего.
Она подняла глаза. Яркие рассветные лучи озарили комнату. За окном вставало солнце.
Тейнд кончился.
Только к концу дня Джейн наконец заставила себя подняться с кресла. Ее одежда пропахла потом, и от нее самой пахло не лучше. За окном было сумрачно, в помещении уныло. Болела голова, першило в горле, урчало в животе. И вдобавок ко всему, мучило похмелье.
