Исполняя обещание, Щегол прочел нам опус. Ну что сказать? Мне, не знакомой с политической ситуацией на мировой арене, оценить его по достоинству оказалось сложно, но Лакс и Кейр хохотали во все горло, распугав всю окрестную живность. Только птицы, решив, что люди вздумали конкурировать с ними в исполнении брачных или каких-то других песен, принялись разоряться пуще прежнего, я аж забоялась, что лопнут бедняки, как птаха из "Шрека".
А вы, читатели, не ждите стихов, я их просто не запомнила (с одного раза стихи никогда запоминать не пыталась) настолько хорошо, чтоб воспроизвести, а записать как-то не догадалась. Щегол на Пушкина, солнце русской поэзии, разумеется, не тянул, однако, ритм ямба соблюдал и рифмы подбирал яркие, стиль же его, из знакомых мне авторов, более всего походил на Роберта Бернса. Небольшое, всего четыре строфы стихотворение хлестко высмеивало короля Ланца, сравнивая его вес с политическим могуществом не в пользу последнего. Я читала в жизни немало гениальных эпиграмм и не могла не признать, что Птица очень неплохой стихотворец.
— Признаться, не ожидал, что он взбесится настолько, что пошлет за мной Пса, — закончив чтение, жалобно прибавил Герг.
— Никогда не следует недооценивать собственного дарования, — наставительно заметила я, и автор несмело улыбнулся.
При всей неуклюжести нашего нового спутника, я не могла не отдать должное его мужеству и терпению, он ни разу не просил передышки и не пожаловался на отбитый зад за всю дорогу до обеденного привала. А потом так же безропотно вновь забрался в седло, неумолимо натиравшее непривычные к верховой езде части тела, о которых в другой ситуации даже вспоминать неприлично. Уж я то знала, как все это болит, свежая память организма услужливо воспроизвела весь спектр мучений, стоило мне только глянуть на скособочившегося в седле поэта.
Впрочем, Гергу определенно повезло, на привале Кейр проинспектировал наши запасы и удивленно выругался не столько по злобе душевной, сколько в оторопи. Снедь, уложенная в сумки трактирщиками из расчета на троих едоков, неумолимо подходила к концу. Нет, Влариса и Самсур нисколько не пожадничали, просто в душевной щедрости своей они не учли наличия в компании трех людей одного маленького сильфа с хорошим аппетитом и уж никак не могли предполагать, что вскоре к нам присоединиться еще один изрядно оголодавший человек.
— Придется на первый же хутор заехать за припасами, — поделился с нами телохранитель своими практичными соображениями.
Герг тут же принялся путано извиняться за сам факт своего существования, но я небрежно перебила его:
— Хватит, Гриша, мы и не рассчитывали до самого Мидана перебиваться сухомяткой. Так что, кто бы не помог в уничтожении припасов, я ему благодарна.
Фаль расплылся в улыбке, выражая готовность помогать нам и дальше, и сунул в рот очередной кусок ветчины.
— Хорошо бы заодно место для ночлега найти. Не дело магеве без нужды по лесам в темноте рыскать, — кивнул Кейр, упрямо придерживаясь своей телохранительской линии. — Если мне не изменяет память, ближе к вечеру как раз доберемся до хорошего местечка.
Ближе к вечеру означало, что Гергу пришлось еще пять часов упражняться в навыках верховой езды, да и нам всем заодно, разумеется, кроме сильфа, перемежавшего поездки с полетами. В конце концов, Птица так измаялся, что при очередной повороте дороги не справился с управлением. Он соскользнул с крупа Белки прямо в пыль рядом с густыми зарослями незнакомых мне кустов с мелкими кожистыми листиками, пышными бледно-розовыми кистями цветков и столь же мелкими частыми иголками на ветках. Я соскочила с седла, чтобы помочь бедолаге подняться.
— Оса, стой! Герг не двигайся! — истошно завопил подъезжающий Лакс.
— Ты чего? — ошалев от вопля, я встала как вкопанная рядом с замершим по команде Дэлькором.
— Осторожнее, рядом с вами тмариз, — объяснил вор.
— Кто? — опасливо поглядывая по сторонам, переспросили мы с поэтом, пытаясь сообразить, идет ли речь о каком-нибудь насекомом, змее, птице или более крупном и кровожадном объекте, реагирующем на движение. Впрочем, для засады тиранозавра рекса кустики казались маловаты.
— Куст с ядовитыми шипами, — объяснил вернувшийся из разведки Кейр, — не заденьте его веток, отходите аккуратно.
— Очень ядовитый? — отползая под копыта Белки, жалобно помаргивая, уточнил Герг.
— Да, — коротко отозвался Кейр с каменной мордой, однако, взгляд его оставался тревожен и помягчел, лишь когда я, пятясь задом, удалилась от опасного растения на расстояние нескольких метров, а Герг встал с четверенек и отвел Белку следом. Дэлькор занюхнул цветочки тмариза, громко фыркнул, выражая недовольство, признал несъедобным и брезгливо отвернулся.
— Раньше его вырубали, по крайней мере, на тракте, — укоризненно цокнул языком воин, оценивая размеры зарослей ядовитого растения, а соответственно и масштабы запустения.
— Эх, жаль тут почтового отделения под руками нет, — мечтательно улыбнулась я. — Послать бы Кольре букет в подарок!
— Не смей даже касаться его, — на всякий случай велел Кейр. — Уколешь палец, и не могу ручаться, что заклятье исцеления прочесть успеешь до встречи с богами.
— Ладно, не ворчи, я все поняла, — отозвалась я, не испытывая никакого желания играть в мертвую царевну, и уселась в седло. — Просто иногда девушке хочется немножко помечтать о прекрасном!
— Ты можешь помечтать обо мне, — со знакомой ухмылкой подсказал Лакс, вытирая рукавом вспотевший лоб.
— Мечтать будете после, о чем пожелаете, — свернул начинающийся флирт Кейр, решительно направляя лошадь вперед. — Хутор близко, поехали, пока Герг снова из седла не выпал.
— Та как? — спросила я у поэта, вскарабкивающегося на Белку, словно альпинист на вершины Эвереста. — Все кости целы?
— На счет костей не скажу, а вот мясо, по-моему, уже готово для отбивной, — попытался пошутить Герг, кривя от боли губы.
Но мучаться ему оставалось недолго. Не в том смысле, что близилась смерть, а в близости благого избавления седалища от терзаний седлом. Через некоторое время мы увидели неширокую дорогу, отходящую от тракта. По обеим ее сторонам крупный кустарник был добросовестно вырублен, и, проехав через вполне обихоженную рощу, наша кавалькада оказалась на равнине. Я даже придержала коня, обозревая пейзаж, с которого только пасторали писать из тех, что с пастушками и овечками.
Зелеными волнами перекатывается трава, море изумруда под морем начинающей темнеть голубизны с барханами белых облачков. Вьется дорога, далеко слева у кромки леса пасется стадо то ли коров, то ли овец, то ли еще какой-то разновидности одомашненных тварей. Справа обработанная земля отведена под зерновые и длинные, как сейчас вспоминаю прополки в колхозе, гряды с овощами. Дорога ведет прямо к основательному дому, окруженному, как курица цыплятами, многочисленными стройками, из труб поднимается дымок и фруктовым садом. Даже в такую жару топят, скорее всего, не потому, что замерзли в зеленую зиму, как негры Российским летом, а готовят еду.
