Мертвый. В это было так сложно поверить.
— …пусть твои корни достигнут дна земли, твои ветви закроют небо, твое потомство заселит мир от края до края…
Интересные у друидов представления о лучшей жизни.
Целительница вздохнула и с силой потерла лицо.
— Мы должны дать клятву, что будем молчать.
Я удивился, почему это мне не пришло в голову. Наверное, те, кто умеет колдовать, мыслят иначе — сразу хватаются за заклинания.
— На крови? Эй, это же нож Смерти. Вдруг это темный артефакт? Отравленный.
Кактус — и тот загнулся.
— Вообще-то это нож Лозы, — не слушая моих возражений о том, что если нож и мой, то исключительно нелегально, Крапива начала протирать его куском смоченного антисептиком бинта, тихо шепча: — Посреди Ниморы дом, ни окошка нету в нем, а внутри стоит сундук, а на сундуке оков — сто запоров, сто замков, ключ потерян навсегда, так замкну твои уста, завяжу узлом язык, заберу дыханье вмиг, слово дальше не уйдет, на губах твоих умрет…
Фольклор, однако. Прервав бодрый речитатив, целительница провела лезвием по ладони и отчетливо произнесла:
— Духи земли и неба, услышьте мои слова. Клянусь, что сохраню тайну. Аммо!
Я царапнул руку чуть повыше старых порезов — один лес, под бинтами не видно — и повторил:
— Пред вечными и всевышними Небесами клянусь…
Говорят, что Небеса уже давно на всех плюнули, и только Зверь, который в Бездне, все видит, все слышит и все запоминает. И ему по нраву любые клятвы — и выполненные, и нет, потому что любое обещание тяжелым грузом ложится на душу и путешествует с тобой по всем воплощениям, вместе с друзьями, врагами, родственниками и невыполненными делами. И вся эта компания дружно тащит тебя вниз.
— Наверное, его надо вернуть обратно? — я безо всякого энтузиазма кивнул на череп и кратко описал, как встретился с Дэном Ролой, и к чему это привело.
— Я считала, тебя нанял кто-то из колдунов… — задумчиво протянула Крапива. — Ну, Лоза, наломал ты дров. Нужно было сразу рассказать все нам. А теперь что толку, если призрак уже на свободе? Он продолжит тебя преследовать.
Последнее, что я бы тогда сделал — стал бы рассказывать подозрительной компании неведомо кого о сделке с призраком давно погибшего ниморца.
— Тогда давай его уничтожим. Рола обретет покой, все счастливы.
Друидка подняла череп:
— Ты уверен?
— В чем?
— В том, что он желает исчезнуть. Они, призраки, не особо спешат на тот свет, раз болтаются на земле. С этим надо разобраться, — наконец решила она и убрала череп в сумку. — Одно дело — помогать врагу, другое — раскрыть заговор злых духов. Ты только представь, что будет, если все души, что сковывает Ниморский Лес, разом вырвутся на свободу!
Я представил, и это понравилось мне еще меньше, чем черепа в зале. Катастрофа, сравнимая с нашествием умертвий.
— Идем, — позвала друидка. — Скоро рассвет.
— Э-э-э, мы не должны его похоронить? — я махнул в сторону Кактуса.
— Лес позаботится о нем.
Хорошо, Лес так Лес, некромантия здесь в почете.
Через десяток шагов я не выдержал и оглянулся. Зал ничуть не изменился: переливы золотого света, мозаики… На широких плитах одиноко валялась алебарда. Кровавый след тянулся от стены и неровным зигзагом заворачивал за колонны.
Я отвернулся и запретил себе вспоминать.
Постепенно золотой свет начал тускнеть. В темноте растаяли мозаики, стены, белые тонкие колонны; залы погрузились во тьму, и я не заметил, когда в лицо дунул прохладный свежий ветер, а над головой загорелись неяркие мерцающие звезды. Вокруг простиралось белое — в темноте скорее серое — одуванчиковое поле.
Некоторое время мы шли в молчании, погруженные в собственные мысли.
— Интересно, какую роль в клятвах играют слова? — спросил я, размышляя отчасти о Дэне Роле, отчасти о собственном опрометчивом обещании одним махом решить все проблемы. И ниморский могильник, и странный дом поблекли и превратились в расплывчатые видения, о которых я и сам не мог сказать, были они или не были.
Друидка смущенно кашлянула:
— Мой заговор верный, мне его бабушка рассказала. Только нужно, чтобы заклинатель был хоть немножко магом. Ну, ты понимаешь. А Клен не верит, — пожаловалась она. — Он хотел стереть тебе память, как все закончится.
— Стереть память? — мечтательность разом улетучилась. Так вот почему Клен такой спокойный все время. — А голову отрубить он не хотел? Эффект-то тот же!
— Теперь этого не произойдет, — уверенно ответила Крапива. — Ну, если мы добудем яблоко.
— Чем оно так драгоценно? — раздраженно осведомился я. — Съешь и станешь властелином всех жучков и паучков?
— Да упаси тебя духи, — ужаснулась целительница. — Потравишься к лешему.
Ах да, ниморцы же растили.
— И какой от него толк?
— Из яблока с волшебного Древа может вырасти новое Древо, — конспирологическим шепотом поведала Крапива. — Знаешь, почему Энгель так бесится? Потому что у северных Древа нет.
Я скептически хмыкнул. У Марии Энгель и леса как такового нет.
— Скажи-ка мне лучше, чего боится Лес?
— Железа, огня, черной магии, — перечислила целительница. — Только железо без заклинаний бесполезно, огонь нужен очень сильный, а черную магию без мага не найти…
Не найти?
Ночь уходила; пропадали звезды, и небо на востоке постепенно светлело, и сумерки редели, открывая темную полосу леса. Прямая дорожка вела с запада и резко обрывалась на границе с полем; и от вида этой дорожки сетования, чего ради Сона вел меня тропами такими же неисповедимыми, как пути Ниморы в истории, исчезли сами собой.
По дорожке словно прошелся ураган. Сквозь разбитую и расколотую плитку прорастали белые цветы; скелеты кипарисов по бокам, высохшие, с ободранной корой, выбеленные дождями и солнцем, очень в тему обрамляли все это великолепие. Последние деревья лежали на земле, перекрученные и вывернутые с корнем; оборванная металлическая проволока мотком валялась в пыли.
Под ногами захрустела разбитая плитка; я сделал пару шагов и наткнулся на человеческий череп, неизвестным шутником повешенный на сухую ветку. В лоб бедняге те же не в меру деятельные руки вбили металлический гвоздь. Ненавязчивый и непрозрачный намек на тему "берегите природу". Почему-то мне показалось, что гвозди в деревьях, если сравнить, окажутся точно такими же.
— Вот потому-то братства и забросили старое кладбище, — печально сказала Крапива. — Энергетика плохая.
Узнать, что за энергетика так пожевала придорожные кусты, мне не довелось.
Чудовищный удар швырнул меня на разлапистое дерево, выбив весь воздух из легких. Ослепнув и озверев от неожиданной боли, я выхватил нож и резко пырнул им серое нечто, на полном ходу врезавшееся в правый бок. Уй-й-й… Руку как будто окунули в кипяток, лезвие бессильно проехалось по плотной шкуре и выпало из ослабевших пальцев. Серая тень скользнула совсем рядом, и я едва успел рухнуть на землю, перекатом уходя в сторону. Что-то с размаху грянулось оземь, сверху посыпались песок и кусочки плитки; я перекувыркнулся через поваленное дерево и, как пловец в белом море, погреб куда подальше среди одуванчиков, оглядываясь через плечо. Сумасшедшая кувалда одним прыжком выскочила из проделанной ямы, деревья разлетелись в стороны, как кучка хвороста, череп мячиком попрыгал по дорожке. Размытый силуэт замер на границе поля, собираясь в кучку, и стрелой метнулся ко мне. Взлетели белые пушинки, мелькнул грубо размалеванный лик, длинные шипы, кусочек светлого неба, мрачная тень расправила крылья и закрыла солнце…
