Араторн Второй непроизвольно закусил губу: Бран прочёл мысль молодого короля, которую тот старательно загонял вглубь сознания.
Овладев собой, правитель Соединённого королевства спросил: — Хочется узнать условия предполагаемого мира.
— Первое: возврат к границам государств и народов, существовавшим до начала Войны Кольца и признание этих границ вечными и нерушимыми. Второе: полный отказ леших и лешелюбских держав Заката от какого-либо вмешательства в дела народов и государств, входивших прежде в Чёрный Союз и ответное невмешательство последних в жизнь ваших стран. Третье: полное право всех, нежелающих жить нашими порядками, переходить к вам и наоборот. Четвёртое: роспуск всех вооружённых сил с обеих сторон и отказ от решения спорных вопросов силой.
— Миру на таких условиях, — твердо и раздельно выговорил Араторн, — предпочитаю лечь в могилудаже в общую, бок о бок с Браном.
— Возможно, у вашего величества имеются собственные соображения?
— Брану, его ученикам и еще сотне человек по их выбору даруется свобода и право проживания в любом месте вне Руни. Остальные служители тьмы и зла безоружными сдаются силам добра и света без всяких условий. Обещаю, к сдавшимся будет проявлено обычное для нас милосердие.
Бран смертно побледнел.
— Предательство? — произнёс он с тем же, что и собеседник. выражением. — Подлость? Никто из Братства на это не способен. Жаль, что не удалось договориться.
— Жаль.
— Прощайте, ваше величество.
— Прощайте, Бран.
Шар-дальновид налился тёмным багрянцем, помутнел и остался таким навсегда.
5.Дружинный Хмара и отрядный Водь спешились. Почти полдня в седлах! Пока старый Водь, бурча что-то грубовато-ласковое, тщательно осматривал лошадей и привязывал их у крыльца, Хмара прошелся, разминая ноги, до колодца и назад.
Собственно, поначалу дело казалось ясным, как летнее солнышко, особого разбирательства не предвиделось. В деревушке Крысюки стояли три пехотных отряда. Дозор и прикрытие в общем-то безопасного направления, откуда появления врагов не предвиделось. Бран распорядился давать такие задания недавно исцелённым и вновь вставшим в строй после ранения: — «Пусть братья отдохнут немного, еще успеют топорами намахаться!» Однако же под Крысюками всё пошло наперекосяк. Почтовый воронок принёс оттуда записку: — «Замечена конница врага, около ста копий». Дозору отдали приказ в бой не лезть, себя не открывать, отступить, не теряя из вида врага и ожидая подкрепления. Но распоряжение не было выполнено. Налицо — вопиющее нарушение главного правила Братских Ратей: беспрекословного и мгновенного повиновения приказам военачальников. Хмару направили для краткого разбирательства и строжайшего наказания виновных.
Но уже в дороге Хмара понял, что всё обстоит куда сложнее. Ратники выведали, что вражеские всадники движутся прямо к беззащитным обозам и лечебницам. Последствия было нетрудно предугадать. Единственный пригодный для конницы путь пролегал вдоль речного обрыва. С другой стороны круто вздымались поросшие скользкой травой склоны холмов. Другого пути у неприятеля не было. Убедившись в этом, ратники затащили в кусты на вершинах холмов телеги с соломой, затаились, в ожидании противника. Когда они увидели, что на дороге появились конники под чёрным вымпелом с белым деревом и семью звёздами, солома была подожжена, повозки столкнуты вниз. Сколько недругов было снесено в реку с обрыва бешено несущимися пылающими таранами, трудно сосчитать. Оставшиеся мало что успели сообразить. Ратники обстреляли их из кустов из луков и самострелов, а затем дружно бросились в атаку с копьями наперевес. Потери врага в итоге составили сто шесть камнеземельцев и одного вастака-проводника убитыми. Взята добыча: оружие, доспехи, семнадцать коней и знамя. Из наших двое ранены тяжело, двенадцать — легко. С одной стороны — победителей не судят, три десятка пеших одолели сотню конных, это вам не кошка чихнула. С другой — закон есть закон, налицо ослушание и самовольство, коих поощрять и поважать никак нельзя. Так что прикажете делать? Наградить перед казнью? Казнить по награждении? Тьфу, пропасть!
— Ждут парни, брат дружинный. — доложил Водь. — За избой построились.
Хмара вздохнул. Ну, вот почему послали именно его? Дали бы под начало самострельщиков, да бросили на взятие какого-нибудь моста… Хотя, с другой стороны, должен же кто-то и здесь разобраться.
Они стояли в три ряда по росту и смотрели дружинному в глаза, не отводя взглядов. «Утренняя Луна! — подумал Хмара. — Опытных-то всего… три… пять… нет, всё-таки семь бойцов. Из тридцати трёх. Остальные — мальчишки. Ну конечно, совсем сопляки. Вот этот белобрысый малорунец, к примеру. Усы, видно, безуспешно пытается отпустить, подражает бывалым. А этот нескладный верзила… Сколько ему? Лет семнадцать, поди. Вымахал на голову выше меня, а плечи толком не развернулись. Двойной паёк ему надо, тогда настоящим богатырём станет. Что же с ними делать?!»
Молчание затягивалось.
— «Ну да. — сумрачно подумал Хмара. — Конечно. Разумеется. Следовало ожидать. Любое наказание мы примем беспрекословно и с готовностью, но виноватыми себя не считаем.»
Белобрысый быстро переглянулся с верзилой. Тот едва заметно кивнул, набрал воздуха в грудь и рявкнул:
Над нами пусть кружат вороны,
Туман и тучи, мгла кругом —
Непобедимые знамёна,
Неодолимые знамёна
Всё так же реют над полком!
Белобрысый подхватил неожиданно высоким голосом:
Всё так же плещутся над ратью
И осеняют нашу рать.
Пусть судьбы наши хрупки, братья,
Пусть жизни наши, кратки, братья,
Но будет Рунь века стоять!
— Отставить. — вяло сказал Хмара.
Запели все. Строй дружно ударил коваными подошвами сапог по утоптанной земле, отбивая такт сочинённого Видимиром Обстоятельным марша:
Забыты кровь, мозоли, раны.
Ушла усталость, голод стих!
Мы помним лишь заветы Брана,
Мы знаем лишь приказы Брана
И тотчас выполняем их!
Хмара покосился на стоящего слева и чуть позади Водя. Лицо старого воина просветлело, утратило всегдашнее «отрядное» придирчивое выражение. Он не совсем в лад, но вдохновенно подпевал:
Тяжка военная работа,
Но нет нам жизни без неё.
Шагает Братская пехота,
Чеканит шаг наша пехота,
И разбегается вражьё.
Дружинный вздохнул и его голос вплёлся в хор:
