бабайку.
– Было чуть больше месяца, чтобы до тебя добраться, – продолжил Виктор. – Сделать это в изнанке гораздо проще, но и наш мир сгодится. Ты жила в окружении Агатиных вещей, вся квартира пропитана ее энергией. Особенно то платье, надетое тобой в клуб. Такое сильно облегчает духу проход к нам, в реальность. Не удивлюсь, если оно попалось тебе не случайно.
А то! Само на меня упало, как и поваренная книга. Юдифь Петровна верно сказала, что «дух еще между мирами». Губы дрогнули в дурацкой улыбке, разобрал смех – громкий и заливистый. Живот свело, я за него схватилась. Виктор покосился на меня с беспокойством и, вырулив на шоссе, уточнил:
– Это нервное?
– Не совсем, – я неприлично хрюкнула, – просто представила, как Агата офигела, когда я призвала ее дух в гостиной.
– Да уж, – рассмеялся он, вполне себе нервно. – Ей пришлось отвечать на твои неудобные вопросы, прежде чем атаковать. Она действительно умерла не своей смертью: превращение в способную к переселению сущность требует особого… ритуала. Без сообщника ей было не обойтись.
– Кстати, о нем! Я и не подозревала, что ее гадский юрист – заклинатель, и даже не осознавала, что не знаю его имени. Он стоит на учете в Круге?
– Да, но не в нашем городе. Я с ним всего пару раз встречался и сегодня не сразу понял, кто это. Замаскировался он хорошо, в том числе при помощи колдовства. Сильный повелитель тьмы и, что очевидно, промышляет запретными рецептами.
– У него проводник превращался из геккона в крокодила! – то ли поделилась, то ли пожаловалась я. – Как так можно вообще?
– Неустойчивость формы – тоже признак злоупотребления опасной магией. – Виктор помрачнел. – Расследование еще впереди, мы все выясним. Пока лишь точно могу сказать, что он использовал на тебе нарушающее баланс заклинание замедленного течения времени в изнанке.
Вот почему я вывалилась из портала обратно в гостиную через десять минут, а не утром следующего дня! С ума сойти, какого крутого типа мы дружно завалили.
– Он и Агата ритуалили эдакое бессмертие за чужой счет, – я содрогнулась, – вдруг они это не впервые проворачивают?..
– Главное, что в последний, – сказал Виктор. Так сказал, что сразу поверилось. Подмигнул и добавил мягче: – Не на ту напали.
Именно! Меня расперло от гордости, и остаток пути я гоняла в голове красочные воспоминания о гаде в кастрюле, не мешая моему спасителю, боссу и наставнику вести машину. Да и вскоре мы доехали.
Шикарный особняк с порога окружил теплом и уютом, в холле нас встретил Котик-енотик. Обнял нас за ноги лапками, подтолкнув друг к другу еще ближе. Я уткнулась носом в грудь Виктора, чувствуя его запах, эйфорию облечения и головокружительное предвкушение.
– Ты же понимаешь… – Я облизала дрожащие от нетерпения губы. – Чем я хочу немедленно заняться?
– Конечно. – Его пальцы нежно коснулись моего подбородка, приподнимая лицо. – Идем на чердак. Там есть все нужное для призыва проводника.
Какой же он замечательный! Невозможно не влюбиться…
Я забрала из сумки Шушину кепочку, расправила ее по дороге на чердак. Котик увязался за нами – наблюдать со шкафа за ходом ритуала. К счастью, обошлось без пентаграммы, свечей и латыни! Следуя подсказкам Виктора, я села на ковер, пропела «Призываю, явись, проявись» трижды, уколола палец красивой острой булавкой и уронила каплю крови на расстеленный на столе пергамент. Над ним тотчас закрутилась темная воронка – по всем признакам изнаночный портал.
Окровавленный пергамент смяло и всосало в потустороннее никуда. Воронка сыто чавкнула и схлопнулась, выплюнув взамен облачко подвижного дыма. Получилось!.. Я схватила кепочку обеими руками, держа у груди, в которой взволнованно стучало сердце. Дымчатая сущность расстелилась на столе и собралась в шарик, обретая форму и покрываясь шерстью. Светлой. Белой. Белоснежной!
– Шуша? – Я заглянула в чуть вытянутую милейшую мордочку. – Это ты?..
Чернильные глазки хмуро зыркнули из-под длинной челки, которая так и просила бантика. Возмущенное ворчание из пасти, прыжок на мои колени. Патлатая голова ткнулась под кепочку, стиснутую в моих пальцах, надевая на себя. Я разжала их, собачка отстранилась, довольно сверкая отражателем с козырька. Сомнений не осталось – Шушенька!
– Проводники могут сменить облик, – прокомментировал стоящий за спиной Виктор, – когда попадают к новому заклинателю.
Прикольно… Была черная и мохнатая, а стала белая и пушистая. Я запустила пальцы в пухово-мягкую шерсть на спине, осторожно поглаживая.
– Она не сильно пострадала из-за Агаты?
– Потеряла несколько уровней. Теперь у нее первый, максимум второй. Со временем восстановится. Тебе пока в самый раз.
– Да, – согласилась я, как начинающая повелительница тьмы, – будем расти вместе. Спасибо…
Раздался грохот: увесистый енот спрыгнул со шкафа. Восторженно уставившись на Шушу, потянул к ней лапы. Она слезла с моих коленей и побежала ему навстречу, но перед этим лизнула мне руку. Я поднялась с ковра, тронула оставленный на коже влажный след от розового языка. Пусть Агата и написала мне письмо-инструкцию про Шушу лишь ради соблюдения условий передачи проводника, я счастлива, что в итоге выполнила все буквально.
Я улыбнулась очутившейся в объятиях Котика Шуше, и, кажется, она мне тоже. Внутри разлилось тепло, вслух вырвалось:
– Я люблю тебя!
– И я тебя люблю, – донеслось сзади.
Именно это. Вот прямо оно, слово в слово… Я медленно обернулась, чувствуя, как в висках стучит кровь. Встретилась с прикованным ко мне взглядом Виктора и растерянно втянула воздух.
– Ой, – повторил он в точности то, что вертелось у меня в голове, но невозмутимости не утратил. Цокнул языком и усмехнулся: – Ты это не мне. Как неловко вышло.
– Неловко, когда сшибаешь начальника на офисном кресле, остальное ерунда, – фыркнула я и, шумно выдохнув, призналась: – Я тоже тебя люблю…
– Сшибать? – опасливо уточнил Виктор.
И прежде, чем я успела ответить, коварно запечатлел на моих губах поцелуй. Так и не узнав, что я совершенно ни о чем не жалею. Тьма ведь, как известно, не ведает жалости! Но очень даже жаждет любви.
Вся команда косилась в мой уютный угол, где я надеялась найти после рабочей встречи долгожданный покой. Надеялась напрасно! Едва опустилась в кресло – обомлела от увиденного перед собой, забыв, как моргать. С родного письменного стола большими стеклянными глазищами таращился выводок
