— То, что мертво, умереть не может, брат, — сказал он, когда холодные волны закипели вокруг их лодыжек.
— Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. — Виктарион снял шлем и встал на колени. Море налилось ему в сапоги, промочило бриджи, соленая струя из меха оросила лоб. — Где наш брат Вороний Глаз? — спросил лорд-капитан, окончив молитву.
— В своем парчовом шатре, среди шума и гама. Безбожники и чудовища ему теперь стали еще милее, чем прежде. Этот наш брат пошел не в отца.
— И не в мать. — Виктарион не хотел говорить о насилии в этом месте, освященном костями Нагги и чертогов Серого Короля, но ему много ночей подряд снилось, как он бьет кольчужным кулаком по ухмыляющейся роже Эурона и дурная кровь хлещет из разбитого носа. Нет, нельзя. Он дал слово Бейлону. — Все ли собрались? — спросил он Мокроголового.
— Все, чье слово что-нибудь значит. Капитаны и короли. — На Железных островах это означает одно и то же, ведь каждый капитан — король на своем корабле, и каждый король обязан быть капитаном. — Намерен ли ты заявить права на отцовский трон?
Виктарион представил себя сидящим на Морском Троне.
— Если Утонувший Бог того захочет.
— Волны скажут тебе его волю, — отвернувшись, молвил Мокроголовый. — Прислушайся к волнам, брат.
— Хорошо. — Он представил себе, как волны шепчут его имя, как это имя выкрикивают капитаны и короли. Если чаша перейдет к нему, он не пронесет ее мимо рта.
Вокруг уже собрались люди, желающие сказать ему приветственные слова. Виктарион видел в толпе жителей каждого острова — Блэкридов, Тауни, Орквудов, Стонтри, Винчей и многих других. Гудбразеры явились в полном составе — со Старого Вика, с Большого и с Оркмонта. Кодды тоже, хотя эти у всех порядочных людей вызывают только презрение. Скромные Шеперды, Уиверы, Нетли стояли плечом к плечу с представителями древних и знатных домов. Даже Хамблы, потомки рабов и соленых жен, и те были здесь. Один из Вольмарков хлопнул Виктариона по спине, двое Спарров сунули ему в руки мех с вином. Он выпил, утер рот и пошел с ними к кострам — говорить о войне, добыче и своем славном будущем царствовании.
К ночи моряки Железного Флота поставили у черты прилива огромный шатер из парусины, чтобы Виктарион мог попотчевать полсотни знаменитых капитанов жареными козлятами, соленой треской и омарами. Эйерон, тоже пришедший на пир, ел рыбу и пил воду, но в море выпитого капитанами эля мог свободно поместиться Железный Флот. Свои голоса Виктариону обещали Фралегг Сильный, умница Альвин Шарп, горбатый Гото Харло. Гото даже дочь свою предложил ему в жены.
— Я неудачлив в браке, — сказал ему Виктарион. Первая его жена умерла, разродившись мертвой дочерью, вторую унесла оспа, а третья…
— Король должен иметь наследника, — настаивал Гото. — Вороний Глаз собирается предъявить вечу трех своих сыновей.
— Бастардов и выродков. Сколько лет твоей дочери?
— Двенадцать. Красива, только что расцвела, способна к деторождению, и волосы у нее цвета меда. Груди пока еще маленькие, но бедра в самый раз. Она больше удалась в мать, чем в меня.
Это, как понял Виктарион, означало, что горба у девушки нет. Но, пытаясь представить ее себе, он видел жену, которую убил своими руками. Он рыдал при каждом ударе, который ей наносил, а потом отнес ее на скалы, чтобы скормить крабам.
— Я с радостью взгляну на твою дочку, когда надену корону, — сказал он. Гото, не смея надеяться на большее, отошел довольный.
Бейелору Блэкриду угодить оказалось труднее. Он сидел рядом с Виктарионом, пригожий и гладколицый, в черно-зеленом полосатом камзоле. Соболий плащ был застегнут серебряной семиконечной звездой. Восемь лет он провел заложником в Староместе, и там его приучили молиться семи богам зеленых земель.
— Бейлон был безумен, Эйерон еще хуже, Эурон самый безумный из всех троих, — говорил он. — А ты, лорд-капитан? Если я выкрикну твое имя, ты положишь конец этой безумной войне?
— Хочешь, чтобы я согнул колено? — нахмурился Виктарион.
— Если понадобится, то да. Мы не выстоим одни против всего Вестероса. Король Роберт доказал это, к нашему горю. Бейлон сказал, что выкупит свободу железом, но наши женщины, и среди них моя мать, заплатили за его корону пустыми постелями. Старый закон умер.
— То, что мертво, умереть не может, оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде. Через сто лет люди будут петь о Бейлоне Смелом.
— О Бейлоне Короле Вдов. Я охотно сменял бы его свободу на живого отца. Нет ли у тебя одного в запасе? — Не дождавшись ответа, Блэкрид фыркнул и отодвинулся.
В шатре становилось жарко и дымно. Двое сыновей Горольда Гудбразера подрались и опрокинули стол; Уилл Хамбл проиграл заклад и должен был съесть свой сапог; Ромни Уивер под скрипку Маленького Ленвуда Тауни спел «Кровавую чашу», «Стальной дождь» и другие старые боевые песни; Кварл-Девица и Элдред Кодд сплясали с топориками. Много было смеху, когда один из пальцев Элдреда плюхнулся в чашу Ральфа Хромого.
В общем смехе Виктариону послышались звонкие женские ноты. Он встал и увидел ее у входа — она шептала что-то на ухо Кварлу-Девице, и тот покатывался еще пуще. Он надеялся, что у нее хватит ума не являться сюда, но улыбнулся помимо воли.
— Аша! — крикнул он ей своим капитанским голосом. — Племянница!
Она стала пробираться к нему, стройная и гибкая — в высоких сапогах со следами соли, зеленых шерстяных бриджах, в кожаной, с распущенными шнурками безрукавке поверх стеганого камзола.
— Дядюшка. — Аше, с ее высоким для женщины ростом, все-таки пришлось стать на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. — Рада видеть тебя на моем вече.
— На твоем? — засмеялся Виктарион. — Да ты никак пьяна, девушка? Садись. Я что-то не заметил у берега твоего «Черного ветра».
— Я причалила у замка Норна Гудбразера и проехала через остров верхом. — Она села на табурет и, не спросясь, взяла себе чашу Нута-Цирюльника. Нут, давно уже упавший хмельной головой на стол, ничего на это не возразил. — Кто теперь держит Ров?
— Ральф Кеннинг. После гибели Молодого Волка нам досаждают одни болотные дьяволы.
— Старки — не единственные северяне. Железный Трон назначил хозяина Дредфорта Хранителем Севера.
— Будешь учить меня военному делу? Я бился с врагами, когда ты еще грудь сосала.
— И терпел поражение. — Аша поднесла чашу к губам.
Виктарион не любил, когда ему напоминали о Светлом острове.
— Каждый должен проиграть битву в юности, чтобы не проиграть войну в старости. Надеюсь, ты не собираешься заявлять о своих правах.
— А если собираюсь, то что? — с дерзкой улыбкой спросила она.
