— Не говори!
Семен снова наполнил стаканы, теперь — чуть поменьше. Подумал и вдруг налил их до краев.
— Давай выпьем, старик. Выпьем за то, чтобы нам не обязательно приходилось пить, чтобы увидеть небо голубым, солнце — желтым, город — цветным. Давай за это. Мы с тобой ходим в сумрак и видим, что мир с изнанки не такой, как кажется остальным. Но ведь, наверное, есть не только эта изнанка. За яркие краски!
В полном обалдении я выпил полстакана.
— Не сачкуй, пацан, — прежним тоном сказал Семен.
Я допил. Заел горстью хрустящей кисло-сладкой капусты. Спросил:
— Семен, почему ты так себя ведешь? Зачем тебе этот эпатаж, этот имидж?
— Слова больно умные, не пойму.
— Все-таки?
— Так легче, Антошка. Каждый как может бережется. Я — так.
— Что мне делать, Семен? — спросил я. Без всяких объяснений.
— Делай то, что должен.
— А если я не хочу делать то, что должен? Если наша светлая-пресветлая правда, наше честное дозорное слово и наши замечательные благие намерения встают поперек горла?
— Ты одно пойми, Антон. — Маг захрустел огурчиком. — Давно бы пора тебе понять, но засиделся ты у своих железяк. Наша правда, какая бы большая и Светлая она ни была, состоит из множества маленьких правдочек. И пусть у Гесера сто пядей во лбу и опыт такой, что, не дай Бог, приснится. Но вдобавок у него еще магически залеченный геморрой, эдипов комплекс и привычка перелицовывать старые удачные схемы на новый лад. Это все к примеру, я его тараканов не ловил, начальство все-таки.
Он достал новую сигарету, и на этот раз я не рискнул возражать.
— Антон, дело ведь в чем. Ты парень молодой, пришел в Дозор и обрадовался. Наконец-то весь мир поделился на черное и белое! Сбылась мечта человечества, стало ясно, кто хороший, а кто плохой. Так вот, пойми. Не так это. Не так. Когда-то мы все были едины. И Темные, и Светлые. Сидели у костров в пещере, глядели сквозь сумрак, на каком пастбище поближе мамонт пасется, с песнями и плясками искры из пальцев пускали, а файерболами чужие племена поджаривали. И было, для полной наглядности примера, два брата — Иных. Тот, что первым в сумрак вошел, может быть, он тогда сытый был, а может быть, полюбил в первый раз. А второй — наоборот. Живот болел от зеленого бамбука, женщина отвергла под предлогом головной боли и усталости от скобления шкур. Так и пошло. Один на мамонта наведет и доволен. Другой кусок от хобота требует и дочку вождя в придачу. Так и разделились мы на Темных и Светлых, на добрых и злых. Азбука, да? Мы так маленьких детишек-Иных учим. Только кто тебе сказал, старина, что все это остановилось?
Семен резко, так, что хрустнуло кресло, подался ко мне:
— Было оно, есть и будет. Всегда, Антошка. Конца-то нет. Сейчас мы того, кто сорвется и пойдет сквозь толпу, добро без разрешения творя, развоплощаем. В сумрак его, нарушителя равновесия, психопата и истерика, в сумрак. А что завтра будет? Через сто лет, через тысячу? Кто заглянет? Ты, я, Гесер?
— Так что тогда?
— Есть твоя правда, Антон? Скажи, есть? Ты в ней уверен? Тогда в нее и верь, а не в мою, не в Гесера. Верь и борись. Если духа хватит. Если сердце не ёкнет. Темная свобода, она ведь не тем плоха, что свобода от других. Это, опять же, для детей объяснение. Темная свобода — в первую очередь от себя свобода, от своей совести и души. Почувствуешь, что ничего в груди не болит, — тогда кричи караул. Правда, поздно уже будет.
Он замолчал, полез в пакет, извлек еще одну бутылку водки. Вздохнул:
— Вторая. Ведь не напьемся мы, чувствую. Не получится. А насчет Ольги и ее слов…
Как он ухитряется все и всегда слышать?
— Она не тому завидует, что ею несделанное может Светлана совершить. Не тому, что у Светки впереди все, а у Ольги, если уж откровенно, позади. Она завидует, что ты есть рядом и хотел бы любимую остановить. Пусть даже и не можешь ничего сделать. Гесер мог, но не хотел. Ты не можешь, но хочешь. В итоге, может быть, и нет никакой разницы. А что-то все равно цепляет. Душу рвет, сколько бы ей лет ни было.
— Ты знаешь, к чему готовят Светлану?
— Да. — Семен расплескал по стаканам водку.
— К чему?
— Я не могу ответить. Я подписку дал. Что мог — сказал.
— Семен…
— Говорю же — подписку дал. Снять рубашку, чтобы знак карающего огня на спине увидел? Ляпну чего — сгорю вместе с этим креслицем, пепел в сигаретную пачку уместится. Так что прости, Антон. Не пытай.
— Спасибо, — сказал я. — Давай выпьем. Вдруг получится напиться? Мне надо.
— Вижу, — согласился Семен. — Приступаем.
Проснулся я очень рано. Тишина стояла, живая дачная тишина, с шорохом ветерка, к утру наконец-то прохладного. Только меня это не радовало. Постель была мокрая от пота, а голова раскалывалась. На соседней кровати — нам отвели комнату на троих — монотонно похрапывал Семен. Прямо на полу, завернувшись в одеяло, спал Толик: от предложенного гамака он отказался, сказав, что разболелась травмированная при какой-то заварушке в семьдесят шестом году спина и ему лучше поспать на жестком.
Обхватив затылок ладонями, чтобы не развалился при резком движении, я сел на кровати. Взглянул на тумбочку, с удивлением обнаружил там две таблетки аспирина и бутылку «Боржоми». Кто же эта добрая душа?
Выпили мы вчера три бутылки на двоих. Потом подошел Толик. Потом еще кто-то, и принесли вина. Но вино я не пил. Хватило остатков ума.
Запив аспирин половиной бутылки минералки, я некоторое время тупо сидел, ожидая действия лекарства. Боль не проходила. Кажется, не вытерплю.
— Семен, — хрипло позвал я. — Семен!
Маг открыл один глаз. Выглядел он вполне прилично. Будто и не пил куда больше меня. Вот что значат лишние столетия опыта.
— Голова, сними…
— Топора нет под рукой, — буркнул маг.
— Да иди ты, — простонал я. — Боль сними?
— Антон, мы пили добровольно? Никто нас не принуждал? Удовольствие получали?
Он перевернулся на другой бок.
Я понял, что от Семена мне помощи не добиться. И в общем-то он был прав, вот только терпеть я больше не мог. Нашарив ногами кроссовки, переступив через спящего Толика, я выбрался из комнаты.
Комнат для гостей было две, но в другой дверь оказалась заперта. Зато в конце коридора, в спальне хозяйки, — открыта. Вспомнив слова Тигренка о способностях к целительству, я без колебаний рванулся туда.
Нет, похоже, сегодня все ополчилось против меня. Не было ее там. Игната с Леной, против моих подозрений, тоже не оказалось. Ночевала Тигренок с Юлей. Девочка спала, по-детски свесив руку и ногу с кровати.
