– Наверху маркизы нет, если и ты ее не настиг, стало быть, мерзавка сбежала, – Патриун повел разговор о другом, более важном, по его мнению.
– Нет, она точно здесь, – замотал головой Вуянэ. – Собственными глазами видел, что она в кухню вбежала, а как ворвался сюда, ее уже и нет… Окно высоко да слишком уж узко даже для такого утонченного создания, а другого выхода ведь нет… Наверное, колдовство!
– Глупость, обычная глупость, – усмехнулся дракон, подходя к подсобному столу, заставленному огромным количеством кастрюль, и одним движением руки смахнув их на пол.
Стол был обычным столом, вот только на месте крышки виднелся двустворчатый люк, ведущий, скорее всего, в подземелье.
– Поскольку морроны совсем не видят во тьме, а вряд ли госпожа Онветта оставила зажженными факелы, держись-ка, дружище, за мной и за меня, – произнес дракон, протягивая Вуянэ руку в черной кожаной перчатке.
* * *
Ошибаться в мелочах гораздо обидней, чем допускать промашки при решении сложных задач; масштаб игры, в которой сделан неверный ход, в корне изменяет твою самооценку. Одно дело проиграть войну, поскольку не смог правильно просчитать действия противника (к тому же всегда можно свалить вину на объективные обстоятельства, сложившиеся против тебя, и человеческий фактор, то есть предательство, от которого, как известно, никто не застрахован), и совершенно иное – стать жертвой крохобора-торговца, привыкшего обсчитывать покупателей. В первом случае чувствуешь себя великой личностью, которая, к сожалению, совершила ошибку, а во втором – обычным дураком, ни на что не пригодным в жизни. Отсюда напрашивается весьма простой вывод, как следует себя вести в человеческом социуме, чтобы тебя уважали. Главное – не принимать правильные решения, главное – не «не ошибаться», а убедить людей, что ты достоин задач большого масштаба. В этом и только в этом кроется секрет успеха. Гордо выпирающему грудь и нахально лезущему напролом дураку люди простят все, списав заведомо неверно принятое решение на обычное невезение.
Патриун не был человеком, ему было безразлично мнение других, и он сам был себе судьей, притом куда более беспристрастным, чем все вершители закона и надзиратели за порядком вместе взятые. В тот день дракону с прискорбием пришлось констатировать, что в его голове что-то нарушилось, он перестал адекватно воспринимать окружающий его мир и зачастую выстраивал ущербные цепочки логических взаимосвязей. Нет, что касалось решения сложных задач, с этим как раз все было в полном порядке, но зато он один за другим допускал просчеты в ничтожных мелочах, и подобный нонсенс его просто бесил.
Казалось бы, когда спасаешься в подземелье от идущего по пятам врага, вполне разумно гасить за собой факелы и замедлять противнику продвижение. Однако убегавшая от них Онветта, видимо, придерживалась иного мнения, чем заметно снизила Патриуну и без того расшатавшуюся за последние дни самооценку.
Довольно удобная и совершенно не опасная лестница с перилами привела парочку преследователей заигравшейся в политику девицы не в обычный подземный лаз, наспех вырытый и не укрепленный даже прогнившими бревнами, где вода капает с потолка и сочится из стен, а под ногами ползают всякого рода отвратные букашки, а в широкий туннель, столь же комфортабельный, как подземелье королевского замка.
Хорошо освещенный факелами проход вел куда-то в глубь земных недр. Стены, потолок и пол туннеля были выложены камнем, а швы кладки промазаны каким-то особым раствором, не пропускавшим внутрь ни сырость, ни мелких обитателей земной тверди. Это было очень странно, и дракон заподозрил неладное. В новых землях камень являлся далеко не основным строительным материалом, поэтому такое обустройство тайного хода для экстренного случая, а проще говоря, обычного побега, было не только весьма трудоемким занятием, но и откровенным расточительством.
– У тебя есть предположение, куда может вести ход? – спросил Вуянэ, отпуская руку спутника, за которую до этого момента послушно держался.
– В нашу могилу, – проворчал мрачный, как грозовая туча, дракон, судорожно пытавшийся найти логическое объяснение увиденному и отвергавший одно за другим все возникающие в голове предположения.
– А что? Очень даже похоже, – кивнул Вуянэ, у которого с костлявой старушкой с косой были свои, особые отношения. – Чисто, культурненько да и светло, как днем. Надо б по возвращении завещаньице чиркнуть, чтоб благодарные потомки в точно таком вот месте меня и похоронили…
– В твоем случае с этой писулькой можно еще лет двести подождать, – произнес дракон и, жестом подав знак маркизу следовать за ним, направился в глубь коридора, откуда доносился мелодичный звук, весьма похожий на пение.
Неприятное ощущение, возникшее у Патриуна еще в самом начале, когда он только открыл чересчур податливые, как будто специально для них смазанные створки люка, ускоренными темпами переросло в нехорошее предчувствие. Дракон колебался, одной его половине очень хотелось снова подняться наверх, но другая настолько сильно желала поставить точку в этой истории, что неуклонно тянула его вниз, к источнику постепенно усилившегося звука. Похоже, трусливая интуиция терзала не только его, дракон услышал за спиной тихий лязг доставаемого из ножен меча. Маркиз не нервничал, но явно чуял беду, или ему что-то на ухо нашептывал коллективный разум, чей мудрый глас дракону никогда не суждено было услышать. Зато он узнал мелодию, разносимую гулким эхом по каменному коридору. Это было церковное песнопение, а точнее, индорианский гимн Свету, исполняемый совершенно неподобающим образом: не в том месте да и изрядно фальшивящим женским голосом.
– Видать, помолиться приспичило. Неужто в угол гадюку загнали? – оптимизм маркиза поражал, Патриуну хотелось быть столь же наивным, но он не мог позволить себе подобной роскоши.
– Будь осторожен, возможно, мы, как глупые грызуны, сами идем в мышеловку, – честно предупредил о своих опасениях дракон.
– Но мышек же все равно тянет к сыру, – тихо рассмеялся моррон, показывая, что он совершенно не против хорошей драки, лишь бы от нее была польза.
Два довольно рослых и упитанных мышонка в обагренных кровью одеждах осторожно приближались к каменной мышеловке, представляющей собой просторный подземный зал. Вокруг не было темно, скорее наоборот – в подземелье было чересчур много света, идущего от факелов как на стене, так и воткнутых в специальные каменные пирамиды. Посреди совершенно пустого зала находился невысокий постамент, на котором, воздев тонкие ручки к потолку, стояла на коленях фальшивящая и дающая петуха на высоких нотах певунья.
