Она стремительно подошла к столу, села рядом с Фелицией и с вызовом посмотрела на нахттотера.
— Я не удивлюсь, если смерть ревенанта — также дело его рук! Избавляешься от всех, кто тебе мешает? — в последнее слово она вложила максимум ядовитого презрения.
— Все! Хватит! — Миклош стукнул концом трости по полу. — Амир прав. Это собрание теряет всякое подобие смысла. Официальное заявление, господа. Клан Нахтцеррет выходит из состава Совета.
— Клан Асиман присоединяется, — с торжествующей злобой сказал Амир. — И попробуйте нас остановить.
— Ревенант всегда был стержнем, вокруг которого строились отношения между кланами. — Иноканоан поднялся и сунул в карман потушенную сигару. — Теперь этого стержня нет. Все разваливается. И у нас нет желания стоять под камнепадом.
Он развернулся и пошел к выходу.
Рамон достал электронную записную книжку и несколько секунд смотрел на свои записи:
— У меня нет ничего личного по отношению к новому ревенанту. Но будет лучше, если она войдет в этот зал лет через двадцать без сопровождения Дарэла. И на ее лице не будет такого испуганного выражения.
— Господа, предлагаю распустить Совет, — сказал Амир и добавил, улыбаясь ехидно. — Временно, естественно. Кто «за»? Большинство. Я так и думал. Всего хорошего, уважаемые родственники.
Я молча смотрел, как они уходили. Асиманы, тхорнисхи, вьесчи, вриколакос…
— Надеюсь, мы не станем основывать свое собственное общество отверженных? — с усмешкой осведомился Кристоф, поднимаясь. — Пребывание кадаверциан в составе Совета было не дольше, чем у лигаментиа. В этом есть нечто символичное, не находите? Паула, подвезти вас?
Фелиция ушла последней. На мгновение остановилась на пороге, посмотрела на меня, но, так ничего и не сказав, закрыла за собой дверь…
— Зачем ты это сделал?! — кричала Виттория через полчаса, стоя посреди своей синей комнаты. — Ты же знал, что все бесполезно! Знал, да?! Я выглядела полной дурой! Я двух слов не могла сказать! Зачем ты заставил меня? Ты же сам все развалил!
Я почти не слушал ее. Голова звенела от чужих голосов. За последние тридцать минут я получил с десяток деловых предложений. Главы кланов, включая даже ненавидящих меня асиман, пытались заполучить к себе на службу телепата.
— Вот что, — Виттория, немного успокоившись, подошла ко мне, в глубокой задумчивости сидящему на ее диване. — Ты все равно будешь подыгрывать своим друзьям. А я должна быть лишена симпатий и привязанностей, иначе не смогу быть справедливой. Ты мне нравишься и я, хочу этого или нет, стану прислушиваться к тебе. Мне захочется помочь твоим товарищам, твои интересы станут самыми главными… Ты уже пытаешься управлять мной. А так не должно быть. Я не нуждаюсь в твоей помощи. Пусть через десять лет, пусть через двадцать, но я стану все делать сама. Так что уходи.
— В тебе заговорила кровь Корвинусов, — пробормотал я задумчиво и, оставив девчонку в одиночестве, отправился на поиски ее матери.
Госпожа Белова выглядела растерянной и потерянной. Никак не могла понять, что ее могущественного мужа больше нет. Она бродила по гостиной, переставляя с места на место вазы с цветами, и, увидев меня, слегка оживилась.
— Господин Эриксон, как хорошо, что вы дома, я хотела, чтобы вы помогли мне…
Она ожидала от меня слов соболезнования и готовности выполнять все ее распоряжения, но вместо этого я крепко взял женщину под руку, усадил в кресло и сказал:
— Увозите Витторию. Совет распался. Закрыт большинством голосов. Нас больше ничто не сдерживает от междоусобной войны. И теперь каждый из кланов может поступать, как считает нужным. Над ними больше нет Судьи.
— Я не понимаю… — она снова попыталась спрятаться от реальности в своем «незнании» о существовании вампиров.
— Все вы понимаете. У асиман и тхорнисхов развязаны руки. И я не уверен, что девочка уцелеет. Вам есть где укрыться?
— Думаю да, но…
— Желательно, чтобы это было место, где много солнца и очень короткая ночь.
Она вгляделась в мое лицо, не понимая, шучу я или говорю серьезно.
— Поезжайте сейчас. Не тяните.
— Хорошо, — прошептала она. — А вы не поедете с нами?
— Нет.
Госпожа Белова вздохнула, собираясь с силами, затем поднялась решительно и, спустя минуту, я услышал ее властный голос, звучащий в глубине дома:
— Валентин! Виттория! Мы уезжаем! Немедленно!
Я сел на ее место и стал слушать суету, сопровождающую поспешные сборы: тревожные вопросы девочки, гневные вопли ее брата, наотрез отказывающегося ехать куда бы то ни было. Похоже, вот так, мимоходом, сам до конца не понимая этого, я стал свидетелем и соучастником смены эпох. Разумное содружество кровных братьев закончилось. Интересно, кто начнет войну первым?
Тайна жизни состоит в том, чтобы не испытывать чувств, которые тебе не к лицу.
Оскар Уайльд. Женщина, не стоящая внимания.
24 января
Во время путешествий Хранья любила смотреть в окно. Таким образом она изучала мир. Сестре господина Бальзы было не важно, где находиться — каждый прожитый на свободе день приносил ей новые открытия и награждал новыми впечатлениями. Это искупало многовековое пребывание под арестом в Которе, под присмотром соглядатаев брата.
Она возненавидела город, зажатый между Адриатическим морем и горами, в первое же мгновение прибытия. В нем практически не было свободной Силы, а кровь жителей даровала не жизнь, а существование. Гавань, крепостная стена, собор Святого Трифона, разномастные церкви, гудящий порт, галдящий за стеной рынок и вонючие ямы — это была вся география скудного поселения. А еще здесь приходилось терпеть душные ночи, тошнотворные деревенские карнавалы, шаткие пристани и тощих бродячих собак. В этом маленьком болоте Хранье с соратниками довелось влачить жалкое бытие почти тысячелетие.
Им пришлось ограничивать себя во всем. В свободе, магии, пище. Не так просто охотиться почти двум десяткам кровных братьев в небольшом городке. Они не раз и не два рисковали быть замеченными. И выжили только благодаря присутствию порта, в котором, если искать достаточно долго и тщательно, удавалось найти пропитание — заезжего матроса, купца или паломника…
Они были отрезаны от привычной жизни, изолированы от новостей, и веками не знали, какие дела творятся в других кланах. Сидя по подвалам, словно крысы, они могли лишь мечтать об удобном случае для побега и практиковаться в магии.
Только надежда заставляла их сцепить зубы и продолжать существовать дальше. Год за годом, по крупицам, они собирали силу, копили знания и опыт, терпеливо ожидая возможность обрести свободу.
