Теперь он шагал через площадь к двум старушкам, щелкавшим фотоаппаратами у подножия памятника. На спутников пока ни намека. Оливер медленно обвел взглядом площадь и чуть не споткнулся, когда вывернул шею почти на сто восемьдесят градусов — в сторону Национальной галереи и церкви Св. Мартина-на-Полях. Лучший вид, по его мнению, открывался на запад — в ту сторону, где гордо возвышался Канада-хаус. Хотя здание едва ли было самым величественным в Лондоне, его уравновешенность и строгость всегда восхищали Оливера.
У Оливера не было наручных часов, но по часам в метро он успел отметить: время приближается к полудню. Он надеялся, что остальные прибудут вовремя. Иначе придется предположить, что их что-то задержало — эта мысль была почти невыносимой.
Дойдя до колонны, Оливер задрал голову вверх, чтобы рассмотреть очертания фигуры великого адмирала на фоне неба. Постоял так, пока старушки не ушли фотографировать другой памятник. Потом прислонился спиной к колонне и скрестил на груди руки, словно пассажир на перроне в ожидании поезда. Ему не оставалось ничего другого, кроме как разглядывать машины, проезжавшие по краю площади, или прохожих. Вокруг колонны Нельсона, футах в десяти от основания, располагались красивые фонтаны, но зимой они не работали. Два фонтана, которые мог наблюдать со своего поста Оливер, заполнял лед.
И вот оттуда донесся шепот.
— Оливер!
Он резко повернулся к замерзшему фонтану справа. Губы невольно растянулись в улыбке. Он даже коротко хохотнул от облегчения. Во время передряги в парке Баттерси исчезновение Фроста вышло очень поспешным, и, хотя в их компании зимний человек умел избегать опасностей лучше всех, Оливер тем не менее волновался за него.
Мимо прошли двое одетых с иголочки английских бизнесменов. За джентльменами тянулись, колыхались на ветру хвосты сигаретного дыма. Один из них, презрительно скривив губы, что-то пробормотал другому, но оба лишь скользнули взглядом по Оливеру. Оглядевшись по сторонам, тот увидел группу юных туристов — наверное, американские студенты, приехавшие по обмену. Возглавлял их необычайно жирный человек — гид или учитель. Они двигались в сторону Национальной галереи.
Больше поблизости никого не было.
Другие его спутники пока не появились, но Оливер направился прямо к фонтану. Замерзшая вода приобрела скульптурную форму со знакомыми острыми чертами лица. Зимний человек.
— А ты молодец, — сказал Фрост, похрустывая льдом. Бледно-голубые глаза смотрели на Оливера из фонтана.
Оливер широко улыбнулся:
— Ты что, наблюдал за мной?
Лед в фонтане пошевелился: Фрост нахмурился.
— А куда еще мне было идти? По эту сторону Завесы я обычно путешествую один. Когда кто-то состоит из плоти и костей, возникает масса ограничений.
— Прости, что задержал тебя. Я не отказался бы от возможности уноситься прочь на ветре, когда начинаются неприятности.
Глаза зимнего человека потемнели.
— Вряд ли тебе захочется поменяться со мной местами. Несмотря на хаос, который тебе приходится сейчас переживать, все же есть место, которое ты зовешь домом. У меня никогда не было дома.
Оливеру хотелось резко возразить, напомнить Фросту, что его отца убили, а сестру похитили; что дом его разрушили насилие и горе, которые никогда не вторглись бы в его жизнь, не встреть он зимнего человека. Но, зная, что Фрост тоже скорбит — скорбит о гибели Юки-Онны, — он оставил собственную скорбь при себе.
Некоторое время оба задумчиво молчали.
Прямо над головой низко пролетела птица, трепеща крыльями. Оливер не обратил бы на нее внимания, если бы не исключительно яркое голубое оперение. Но даже несмотря на перья Оливеру понадобилось целое мгновение, чтобы понять: прибыл Голубая Сойка. Когда же он снова повернулся к колонне, оборотень уже стоял там. Сойке где-то удалось раздобыть одежду, более подходящую для этого мира. Теперь он был одет в черные джинсы, ботинки на толстой подошве и длинный брезентовый «пыльник» — накидку вроде тех, что носят австралийские ковбои.
— Ровно полдень, — сказал Голубая Сойка. — Как договаривались.
Оливер кивнул Он не стал спрашивать Голубую Сойку, где тот достал вещи, — прежде всего потому, что не хотел этого знать. Сам-то он был слишком занят, чтобы подыскивать себе другую одежду. К тому же он так привык к серому бушлату, который дал ему Ларч, что решил носить его, невзирая ни на что.
— А где остальные? — спросил Оливер.
Голубая Сойка вскинул брови:
— Я оставил Кицунэ с тобой. — Потом он улыбнулся. — А вот дракон торчит здесь уже много часов.
Обманщик указал на Канада-хаус. Оливер, сощурившись, присмотрелся к величественному зданию, пытаясь понять, что имеет в виду Сойка. И вдруг до него дошло: с фасадом что-то не так. Симметрия здания почему-то нарушена. Лишь приглядевшись, он осознал, что с крыши Канада-хаус исчезла одна из статуй. На зданиях подобного архитектурного стиля часто устанавливали статуи — львов, орлов и так далее. Вот и вокруг колонны Нельсона был установлен квартет из четырех львов. Но в таких ансамблях всегда царило равновесие. А на Канада-хаус с одной стороны крыши стоял орел, или сфинкс, или что-то в этом роде, а с другой стороны противовеса ему не было.
Оливер сморгнул.
Ну конечно же, никакой это не орел и не сфинкс, а дракон — устроился себе на краю крыши Канада-хаус, словно горгулья! Никакое архитектурное украшение не пропало. Наоборот, одно прибавилось: Черный Дракон Бурь.
— Он что, сидит там все утро, и никто его так и не заметил?
Голубая Сойка постучал себя пальцем под левым глазом:
— Люди видят только то, что хотят видеть.
Гонг-Гонг не трогался с места.
— С ним все в порядке? — спросил Оливер, удивляясь, что его это волнует.
— Выздоравливает, — ответил Голубая Сойка. — Как и все мы.
Говоря это, он перевел взгляд в сторону, и Оливер, обернувшись, увидел Кицунэ. Она шла к ним через площадь. Что-то задрожало у него внутри — не от страха, а от восторга, будто колокольчик зазвенел. Хотя она поклялась, что быстро оправится от ран, и он видел своими глазами, как это происходит, все равно его беспокоило, насколько сильно она ранена.
— Все в сборе, Фрост, — тихо произнес Оливер, не отрывая глаз от приближавшейся Кицунэ.
— Великолепно! — ответил зимний человек из заледеневшего фонтана. Он не стал ни развивать эту мысль, ни напоминать, что по ту сторону Завесы убегает время, а его сородичам угрожает опасность. В этом не было необходимости.
Мимо прошло несколько человек. Они останавливались, чтобы сфотографировать колонну, но никто из них не подошел слишком близко. К тому времени, как люди ушли, Кицунэ уже присоединилась к Оливеру и Голубой Сойке. Оливер почувствовал желание обнять ее и поборол его. Конечно, они стали друзьями, но он по-прежнему смотрел на нее как на женщину, которую нельзя просто так схватить в охапку. Все равно что пытаться обнять королеву. Но была и другая причина. Желание прикоснуться к ней проистекало не только от радости видеть ее живой и здоровой. И эту часть своих чувств Оливеру приходилось отвергать.
