отмахнуться.
Она ведь толком-то и не знала Серафима. Так, нарисовала в голове образ и свято верила, что любит его. Настолько верила, что отсутствие каких-либо чувств и действий с его стороны воспринимала как повод, чтобы приворожить человека.
Я, конечно, понимала, что мама за подобное не возьмётся, она вообще таких клиентов пыталась наставить на путь истинный. «Нет в привороте ничего хорошего, это болезненная привязанность, которая не сможет длиться вечно — в какой-то момент она слетит, а жизни уже загублены. Ничего хорошего в наведённых чувствах нет и быть не может». Но как донести до Нины истину, которую я знала с детства и которая была для меня аксиомой, не требующей доказательств, я не знала.
Потому и сидела на кухне, освещённой лишь светом над плитой, и терялась в вопросах. У меня даже голова болеть начала, собственно, поэтому я чаёчек-то и заварила.
Мне было как-то тоскливо что ли… Одиноко? Нет, скорее всё-таки муторно. На часах уже давно наступил новый день, да и скоро должно было начать рассветать. Так что я, ни на что особо не надеясь, написала Психу. Лаконичное «спишь» и вдогонку парочку вопросительных знаков.
Я редко забывала о знаках препинания и практически никогда не дробила сообщения, но тут явно была не моя ночь. Не моя неделя. Не мой месяц.
К моему удивлению, Психчинский вскоре написал:
«Уже нет. Телефон был на громкой»
«Извини, что разбудила», — тут же настрочила я, действительно чувствуя себя виноватой.
«Что-то случилось?»
Я могла написать сотню объяснений. Много чего случилось. Столько, что можно написать целую книгу.
«Не спится», — в итоге появилось на экране, а затем ещё одно сообщение: — «Совсем».
«Могу набрать», — возможно, Психчинский просто забыл о знаках препинания, но почему-то мне в его сообщении почудилось скорее предложение, а не вопрос.
«Если хочешь», — лаконично ответила я в духе тонких маминых манипуляций. Вроде бы я и не против, но в то же время оставляю выбор за ним.
И он набрал.
Сонный и совершенно нерадушный, с какой-то цепляющей хрипотцой в голосе и бесконечными зеваниями, от которых я чувствовала себя настоящей ведьмой, разбудившей несчастного Психа. Такая совершенно бытовая версия «Спящей красавицы».
Он не расспрашивал меня, а слушал, пока я выдавала свою слегка отредактированную версию произошедшего, в которой Марфа Васильевна в очередной раз переквалифицировалась в коуча по поднятию женского либидо. Не сказала я и о том, кто конкретно является предметом воздыхания Нины. Конечно, я старалась придерживаться правды, но как же меня корёжило, когда нестыковки в рассказе приходилось обильно склеивать ложью.
Боже, как запомнить всю ту чушь, которую я наговорила? И как заставить Нину придерживаться моей версии событий в случае чего?
Наверное, Нина на меня плохо влияет, потому что в глазах у меня почему-то стояли слёзы. Благо, Псих вовремя переключил меня, и я хотя бы не разрыдалась.
— Да уж, Клевер, и на что я подписался… У тебя в жизни хоть один день спокойный бывает?
— Не припомню таких.
— Я так и понял, — хохотнул он. — Где ты сейчас?
— В родительской квартире. Караулю пьяную Яйцеву и думаю, как идти на работу, если я не спала сутки.
— Ножками? — предположил Сергей, а на фоне послышалось громкое кошачье урчание. Я его ещё сначала с шумом стиралки перепутала.
— Какой ты добрый, — язвительно протянула я.
— А ты как думала? Жизнь — она вообще нелёгкая штука. И не сопи мне тут обиженно в трубку.
— Я не соплю. И я не обижена.
— Ну конечно, — усмехнулся он.
— Конюшня, — передразнила его я.
— Оу, неужели мы играем в слова? Что ж… Кабачок, — серьёзно выдал он.
— Карандаш? — неуверенно продолжила я.
— Корнеплод.
— Кисть.
— Кантри.
— Это англицизм! — возмутилась я. — Не считается!
— Устоявшийся, — не согласился Сергей, но в его голосе чувствовалось веселье. — Так что считается.
— Тогда киберпанк.
— А вот здесь я бы поспорил.
— Не советую. Это может и относительно новый англицизм, но более чем ус-то-яв-ший-ся, — передразнила я.
— Ладно, пусть будет кастрюля.
— Кино.
Так мы и продолжали, пока я не начала откровенно смеяться, даже не думая о Нине, спящей в соседней комнате. Губы сами тянулись в улыбке, а на душе становилось легче. Настолько легче, что мозг расслабился, и паузы между Серёжиными и моими ответами становились всё длиннее и длиннее. Я перешла в свою старую спальню и улеглась на кровать, чтобы было удобнее, и это окончательно меня сморило.
Последним, что я услышала, было:
— Спи, Клевер, — Серёжа, похоже, улыбался. — Но чтобы к обеду была на работе.
Даже не знаю, ответила я ему что-то или нет, потому что в тот момент окончательно провалилась в сон, и косые солнечные лучи, проникавшие сквозь старые занавески, мне нисколько не мешали.
Глава 20.1 Дар полей. Жаба морей
— Я буду долго гнать велосипед. В глухих лугах его остановлю. Нарву цветов…
— Клевер, заткнись!
— … и подарю букет — той девушке, которую люблю!
— Если он сейчас не заткнётся, я его задушу, клянусь.
— Не дотянешься! — хмыкнул Дар и продолжил запихивать полынь в мешки, напевая с детства знакомый мотивчик. Он уже давно не пел ничего своего, а вот чужого... душа требовала. Дар бы свихнулся, если бы не пел совсем.
— А я подпрыгну! — зло крикнул Витя, срезая очередную веточку секатором. Лицо у него было красное то ли от злости, то ли от натуги. Тут уж кто разберёт?
— Ну попытайся, — хмыкнул Толик, который как раз вернулся от машины, запихнув в багажник очередной мешок травы.
Благо, у отца Дара был рабочий пикап, на котором тот периодически катался по объектам, так что летом его как раз использовали для перевозки трав. А то, глядишь, пришлось бы горе-музыкантам тащить все травы до дома Марфы Васильевны своими рученьками. Дар бы, конечно, продолжал распевать всю дорогу, а это, безусловно, могло бы повлечь за собой появление статьи за очень даже умышленное убийство у кого-то из его спутников.
Вот только, чтобы рассказать, как Дарий Клевер в компании с музыкантами и Ведьмой оказался в поле, придётся немного вернуться назад. Часов так на пять.
Был обычный рабочий день. Такой же, как и все остальные. Монотонный, скучный. Не то что раньше, когда каждый
