Ну, вот и настал момент истины…
За моей спиной притихли все разговоры. Люди насторожились и заметно напряглись, потому что с такого расстояния, если что пойдет не так, они даже пикнуть не успеют, как меня уже располосуют на длинные ленточки. Лех сжал кулаки, Брегол ощутимо нахмурился, Зита в волнении ухватила мужа за руку и притянула к себе странно замершего сына. Кто-то мельком оглянулся в поисках дубинки… а то мало ли?.. кто-то опасливо отступил, кто-то прикусил губу и откровенно не одобрял такого риска. А ну как, действительно оборотень? Или инстинкты вдруг взыграют? Вон, какой он здоровый! Только лапой махнет, и собирай потом косточки по всей поляне…
Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы сообразить, почему он так упорно прячет правую лапу в тени. Почему всю дорогу до лагеря, пока я сердилась на его упрямство и пыталась отыскать способ отвязаться от излишней опеки, без конца поворачивался ко мне левым боком. Почему, наконец, сейчас, когда выяснилось, что со мной все в порядке, он не подошел, как наверняка хотел бы. И даже на Леха не рыкнул, опасаясь привлечь ненужное внимание. Я глазастая, поверьте, просто раньше не придавала особого значения. А вот сейчас без труда различила в темноте двойной след чужих зубов, щедро прошедшихся по его могучему плечу.
Кажется, речной дракон не сдался без боя.
Я с досадой поджала губы, отчетливо понимая, что он настойчиво скрывал это от меня всю дорогу. Не хромал ведь, упрямец, сдерживался, терпел. Я знаю, как он умеет прятать даже сильную боль, и видела, как он умеет молчать. А теперь вот смотрела на свежие раны и не знала, что делать.
— Яжек, где мой мешок? — наконец, негромко бросила в пустоту. — Нигде не выплыл, случайно, пока меня не было?
— Выплыл, — с готовностью отозвался юноша. — Вон, сохнет в повозке.
— Будь добр, принеси. Зита, оленины еще много осталось?
— Половина туши, — пробормотала девушка.
— Я захвачу, — быстро сообразил Велих, отпуская руку супруги и красноречиво переглянувшись с отцом. — Сколько надо?
— Сколько не жалко, — задумчиво ответила я и осторожно потрогала ближайшую ранку. Ширра чуть вздрогнул и протестующе рыкнул, молниеносно подтянув лапу под живот. — Что, не нравится?
Он недовольно фыркнул.
— А придется потерпеть, потому что она меня совсем не радует… обычно на тебе быстро заживает: полдня, день… а эта выглядит так, будто ей всего полчаса… и края вздулись… Яжек, ты где пропал?
— На! — благоразумно не стал приближаться парень и кинул мои вещи с приличного расстояния. Я ловко подхватила и, порывшись, достала заветную баночку. Учуяв запах, оборотень нервно дернулся.
— Что? — нахмурилась я, отвинчивая крышку. — Гордость не позволяет? Думаешь, последнее жертвую? Можешь не переживать — я ее специально для тебя покупала, да только ты, если помнишь, не дождался — ушел, а мазь — вот она, осталась как миленькая. Может, хоть сейчас пригодится, если, конечно, ты снова никуда не удерешь.
Ширра странно нахмурился и неуверенно рыкнул, будто переспрашивая.
— Для тебя, для тебя, — хмыкнула я. — Так что лежи и не дергайся — если у этой змеюки зубы ядовитые, «эликсир» поможет. Уже завтра будешь зайчиком скакать, словно ничего и не было. А если яда нет, все равно лучше намазать — быстрее заживет. Понял?
Закончив поучительную речь, я щедро размазала бесцветную субстанцию по раненой лапе, про себя удивляясь собственной наглости и тому, что какой-то дурень некогда обозвал ее абсолютно неправильным словом.
Мастер Ларэ, между прочим, всю жизнь пытался доказать богатым покупателям, что под «эликсиром» следует понимать жидкость, предназначенную исключительно для приема внутрь, тогда как эльфийское чудо следовало использовать только наружно. Следовательно, и называть его надо совсем иначе — волшебная мазь, целительная кашка, прозрачный дар богов, например… а поди же ты! Эльфийское слово «aeliexa», означающее в переводе что-то вроде «дарящий облегчение», неожиданно прижилось среди людей настолько, что теперь это древнее снадобье по-другому не звали. Тщетно мой старый учитель взывал к логике и голосу разума — непробиваемое упрямство толпы, как выяснилось, совершенно невозможно переломить. Так что чудодейственный бальзам остроухих целителей теперь навсегда войдет в историю, как «эльфийский эликсир», и никак иначе.
Ширра покорно вытерпел мое над ним издевательство, ничем не показав, насколько сильно щиплет проклятая «мазилка». Даже бровью не шелохнул и не пошипел для приличия, лежал все с тем же непередаваемым величием и поразительным чувством собственного достоинства, будто происходящее ни капельки его не касалось. Честное слово, я даже позавидовала такой выдержке! Правда, недолго и не очень сильно. А потом отерла руки и поднялась, одновременно выискивая глазами Велиха с обещанной олениной.
— Значит, так, — на мгновение задумалась я, подтягивая к тигру упитанную, уже освежеванную и весьма тяжелую полутушу. — Не знаю, как у вас там принято и как тебя мама учила, но у нас… я имею в виду нормальных людей, конечно… если тебе предлагают что-то от всей души, имеет смысл вежливо поблагодарить. Это раз. Второе: если ты не голоден, имеешь право так же вежливо отказаться, еще раз сказав спасибо заботливой хозяйке за ее доброту. Третье: если есть хочется, то бери и не думай, что тебе отдают последнее — раз предлагают, значит, считают, что ты достоин даже последней краюхи хлеба. И в таком случае отказаться — значит, смертельно обидеть хорошего человека. Если же еды в доме в достатке, то ее тем более следует принять, тем самым показывая, что не держишь на хозяев зла и не затаил недобрых помыслов. Наконец, четвертое: даже если тебе наплевать, заботится кто-то о твоем благополучии или нет, все равно имеет смысл проявить хотя бы толику уважения к чужому труду и тому, что тебя, бесчувственного негодяя, все еще хотят видеть рядом. Я понятно излагаю?
И выжидательно уставилась в непроницаемо черные глаза.
Ширра не пошевелился.
Тогда я взяла мясо в руку и, красноречиво протянув вперед, проникновенно добавила:
— Короче, я просто хотела узнать: будешь ты есть, как нормальный человек, или мне придется предварительно стукнуть тебя по дурной голове, чтобы ты, наконец, оценил мое хорошее отношение?
Вот теперь его проняло: черные глаза изумленно округлились, широкая пасть приоткрылась, издав то ли нервный смешок, то ли возмущенное урчание; аккуратные уши странно дрогнули и прижались к голове. Он степенно встал и выразительно глянул на мое серьезное лицо, словно пытаясь понять, где именно я пошутила.
Но мясо так и не тронул.
