Шлем рыцаря валялся на земле, а двое гонцов беспрепятственно терзали его голову, уши, горло. Лицо ему до сих пор удавалось защитить, но металлическую рукавицу гонцы давно содрали, и рука превратилась в кровоточащий кусок истерзанного клыками сырого мяса.
Кэмрон кинулся в самую свалку. Красная пелена крови и гнева мешала ему видеть врагов. На месте этого рыцаря мог быть любой из торнских крестьян. Любой из них мог лежать здесь, не в силах подняться и сбросить с себя обезумевших дикарей. Как его отец в ночь своей гибели в замке Бэсс.
Не пытаясь больше защитить бока и спину, Кэмрон без разбору крушил вся и всех вокруг. Меч его снова и снова опускался в гущу копошащихся тел, на сплетенные руки и ноги, сгорбленные плечи, головы... Гонцы — не люди. Они — чудовища и должны быть уничтожены.
Возможно, они наносили ответные удары. Кэмрон ничего не замечал, не чувствовал. Возможно, они перекликались, предупреждая друг друга об опасности. Кэмрон ничего не слышал. Ему надо пробиться к лежащему на земле человеку, вырвать его из мертвой хватки чудовищ. Все остальное не важно. Меч Кэмрона превратился в карающего ангела. Серебрящееся в лучах солнца лезвие стало магической чертой, отделявшей и спасавшей его от свирепых дикарей. И, прокладывая путь сквозь ощетинившиеся клинками ряды врагов, скользя в кровавых лужах, шагая по выпущенным кишкам, он все же прорвался к раненому бойцу и протянул ему руку.
— Вставай, пошли, — прохрипел он. Каждое слово раздирало и без того ободранное горло. — Укройся за моей спиной. Я сделаю для тебя все, что смогу.
И рыцарь ухватился за протянутую руку. Кожа у него была горячая и липкая от крови, но никогда в жизни ни одно прикосновение не казалось Кэмрону таким желанным, не имело такого колоссального значения. Кэмрон рывком поднял раненого на ноги и стал впереди, загораживая его от кинжалов гонцов.
— В круг, скорее в круг, — пробормотал Кэмрон.
Рыцарь не двигался.
Кэмрон с удивлением глянул через плечо туда, где несокрушимым кольцом его бойцы окружили тело юного храбреца, Рифа Хэнистера, первым павшего на поле боя.
Свинцовая рука сжала его сердце. Струйки горячего пота на теле превратились в сосульки.
Никакого кольца там не оказалось. Отряд был уничтожен. Долину заполняли темные полчища гонцов, кровожадных, торжествующих победу. С пронзительными криками они надвигались на Кэмрона — чтобы расправиться и с ним, чтобы убить его.
* * *
Кисть в руке Тессы стала тяжелее гири. Серебряные чернила кончились. Не осталось ни капли ни на кисти, ни в раковине, ни в горшочке, в котором Эмит смешивал красители.
Голова разрывалась от боли. Ее словно зажали в металлические тиски и надавливали все сильнее и сильнее. Впрочем, на самом деле это была уже не ее голова. Тесса слилась со своим узором, ушла туда, где Кэмрон сражался с врагами среди скал. Она чувствовала запах его пота и вкус его крови во рту. Не на ее виски давила эта непомерная тяжесть, а на его. Не ее желудок скручивали жесточайшие спазмы, а его. Вонь гонцов, их мокрой шерсти и разинутых пастей заполнила комнату. Рука Тессы дрогнула. Впервые за бесконечно долгие часы — или ей только казалось, что прошло столько времени? — рисования и невероятной концентрации всех сил и внимания. Она вдруг ощутила смертельную усталость.
Впрочем, может, она вовсе и не устала. Может, вконец измотан был Кэмрон, а она только почувствовала его состояние как свое собственное.
Она нарисовала себя как одного из участников этой битвы среди осколков огромных валунов, в ущелье, о котором никогда раньше не слышала. Зловоние гонцов и клинки их ножей были частью ее узора. Ее кисть оставляла на пергаменте следы их ног, и с помощью той же кисти она мостила себе дорогу, продираясь сквозь ряды врагов к Кэмрону.
Она нарисовала и самих гонцов, нарисовала чернилами, в состав которых входили уголь, галловая кислота, немного серы и моча. В тусклом свете жировки черные фигурки приобретали желтоватый оттенок. Едкий дым разъедал глаза. Тесса знала, что на самом деле гонцы люди, но изобразила их в виде четвероногих чудовищ с собачьими мордами, когтистыми лапами и толстыми мускулистыми хвостами.
— Четвероногие образины, — так определил их Эмит, и голос его прозвучал до странности напряженно.
Узор получался совсем некрасивым. Нагромождение серых, угольно-черных, темно-красных и мертвенно-синих линий и пятен. Все цвета были какими-то ущербными, безжизненными, не цвета, а скорее блеклые тени на темном фоне. У Тессы пересохло во рту. Во что втянул ее Дэверик? Неужели это она, Тесса Мак-Кэмфри, сидит здесь и малюет эти страшноватенькие картинки?
Ей вдруг ужасно захотелось назад в свой мир, домой.
Тесса вздохнула — дышать было больно, воздух словно царапал ободранное горло. Домой ей не попасть. Даже если с помощью кольца ей удалось бы вернуться в прежнюю жизнь, разве может она оставить Кэмрона и только что спасенного им человека беззащитными и одинокими среди надвигающихся на них гонцов?
В раздумье Тесса вертела в руках кисть. Она начала рисовать, чтобы получить ответ на вопрос: зачем она здесь? Но вместо ответа получила только новые вопросы. Теперь она знала, как попала сюда; она нашла путь, проникла в этот неведомый мир и поняла, что находится он не где-то там, извне, но внутри ее самой, в ее душе. И что теперь? Как она может повлиять на события? Она просто наблюдатель — и не более того. Она не в силах ничего изменить. Во всяком случае, не знает, как это сделать.
Капля пота скатилась по щеке Тессы прямо в рот. Она ощутила на языке неприятный соленый вкус. Тесса вздрогнула. Она все хуже видела Кэмрона, его словно застилало туманом. Только продолжая водить кистью по пергаменту, могла она сохранить связь с тем миром.
— Что мне делать, Эмит? — спросила она, не зная, понимает ли Эмит, о чем идет речь. — Как изменить то, что я вижу на этом узоре?
Судя по едва ощутимому движению воздуха за ее левым плечом, Эмит сокрушенно покачал головой:
— Не знаю, мисс. Не знаю.
Кисть в руках Тессы с треском переломилась. В большой палец воткнулась заноза.
— Должен быть какой-то способ. Думай. Думай!
Эмит тронул ее за плечо:
— Оставьте это. Отложите этот узор, мисс, пока...
— Пока что?! — закричала Тесса. — Пока цела?
С каждой потерянной секундой жизнь Кэмрона и исход битвы ускользали от нее. Тессе казалось, что она предает Кэмрона Торнского. И хотя Эмит продолжал говорить, пытался объяснить, что имел в виду, Тесса бесцеремонно перебила его:
— Мне нужна новая кисть. И краска. Сойдет любая из тех, что еще остались. — Она понимала, что грубо оборвала Эмита, и добавила вместо извинений: — Пойми, Эмит, один человек попал в беду. Он в опасности. Не могу я сейчас бросить этот узор. Просто не могу.
