— Даже не пытайся, — прищурилась девушка, кивая в сторону шкафа, где лежала шкура силха. — Просто расскажи мне в чем дело. А то вдруг ты сорвешься, и порубишь кого-нибудь.
Я вздохнул, проводил взглядом чаек и понял что выкрутиться мне светит.
— Раньше, я как-то не обращал внимания на то, что ты дочь второго человека крупнейшей страны материка. А сейчас, когда из-за одного твоего недовольства лишают жизни, пусть и глупого, но человека, мне становиться не по себе. Это все равно что в той сказке, помнишь — про мальчика который бежал за звездой. Вот только в моем случае, эта звезда прямо рядом сидит, и в её лучах так легко сгореть. А я, если честно, совсем не хочу сгорать, я жить хочу. Ты говоришь что я могу сорваться, и зарубить кого-нибудь, но это скорее меня зарубят, если я буду позволять себе общаться с тобой так же как и раньше. А все эти раскланивания и расшаркивания, не для меня. Я просто не умею этого делать. Да и учиться, опять же, не очень хочется. В конце концов, я свободный человек.
Девушка некоторое время молча на меня смотрела, потом вздохнула и закатила глаза.
— Это была, наверно, твоя самая длинная речь, за все пять сезонов.
— Оцени мои старания, — хмыкнул я. — И вообще, кажется девушки ценят неразговорчивых парней.
— Не разговорчивых — да, — теперь уже хмыкнула Гуфар, понахваталась, темные боги меня забери. — Но не таких, которые даже уже сидя на вертеле, пытаются извернуться. Я же знаю, что ты сказал только половину правды. Может тебя, конечно и стесняет мое положение в обществе, но скорее, ты бы плюнул на это дело. Ведь, если мне не изменяет память, ты шархан, который может отражать молнии. Вряд ли на тебя кто-то косо посмотрит, даже если ты решишь посидеть на ступенях храма Ифары.
— О боги! — воскликнул я. — Кто ты такая, и куда дела Мию?
Девушка продолжала сверлить меня своими зелеными колодцами, полными скепсиса.
— Не получается да? — причмокнул я губами.
— Неа, — улыбнулась та.
— Ну ладно-ладно, уболтала. Я просто, как бы это сказать, не понимаю многих ваших традиций.
— К примеру?
— К примеру рабство, или такое простое отношение к убийству. Хотя в последнем я наверно слицемерил, сам не святой, но все же не до такой степени, чтобы за глупость секирить башку. Но здесь даже не убийство, а невозможность сказать против "высокого слова", уж этого я натерпелся в Академии. Еще и многоженство с многомужеством, вот уж чего мне, Имперскому жителю, не понять. У нас это называют либо изменой, либо наставлением рогов. Да и еще много чего…
Некоторое время мы снова молчали, предаваясь тянущей, чуть свистящей из-за гуляющего в коридоре ветра, тишине.
— Я тебя понимаю, — вздохнула девушка. — Когда я приехала с посольством в Империю, то тоже растерялась. Все было таким новым, таким странным, что мне начало казаться, будто тьма Фукхата потихоньку пожирает меня, топя в каком-то болоте. Только не обижайся. Но действительно, мне тогда казалось что я угодила в плен к варварам. Все такие грубые, резкие и не приятные. Ваше дворяне и аристократы не чтили никого, кроме себя и я все никак не могла понять, почему гвардия их не прибьет. Ваши простолюдины, были слишком свободных нравов и я постоянно ждала что вот-вот, еще чуть-чуть и этого наглого червя прибьют, но нет. Ваши мужчины, как ты говоришь, изменяли своим женам, а те им, и постоянно я слышала рассказы легионеров, о том как она мудрено наставила рога ему, а он, успел спрятать свою любовницу под кроватью от неё. Мне все казалось диким, а потом я привыкла.
— Не знаю, хочу ли я привыкать, — протянул я. — И надо ли мне это в принципе.
— А почему бы и нет?
— Потому что в Алиате я проведу не больше сезона. Переведу дух в Мукнамасе, и сяду на первый парусник, пересекающий Зеленый Океан.
— И ты совсем не будешь задерживаться? — почему-то с легкой печалью в голосе, поинтересовалась красавица.
— Кто знает, не хочу что-либо загадывать, дабы не смешить несуществующих богов.
До самого вечера, мы больше не проронили ни слова. С первой звездой, а в Алиате это где-то начало восьмого, в дверь постучались. Я, держа руку на гарде, открыл тяжелую створку. На пороге стояла пустоглазая рабыня, с большим подносом в руках. Когда я её поблагодарил, то у девушки на миг засветился какой-то огонек в глубине бесцветных, блеклых глаз, но тут же потух. Она сделала глубокий поклон, звеня тяжелым ошейником и отправилась прочь. Почивали нас странной пищей. Здесь было мясо неизвестной мне птицы, по вкусу смахивающей на индейку — слишком жирное и жестковатое. В маленькой плошечке, был темноватый соус, который на поверку, оказался таким острым, что под смех Мии я вылакал целый кувшин воды, правда лучше бы кумыса и молока, они с жаром лучше справляются. На гарнир разнообразные овощи, на которые я смотрел как детектив на подозреваемого, прищурившись, чуть ли не угрожая оружием. Просто они были самой разнообразной расцветки, от фиолетовой, до ярко оранжевой. Мне, привычному к зелени, это было в новинку. Но ничего, схомячил и вроде не подавился. А в глиняном кувшине, на поверку оказалось слабенькое, но недурственное вино.
Когда с ужином было законченно, я положил поднос за дверь, а потом и сам туда был выставлен. Мии, все те же рабыни, принесли бадью с мыльной, теплой водой и начался процесс омовения. Я же в этом время, сидя в коридоре, словно школьник, ожидающий начала урока, занимался столярными работами. В этот раз предо мной стояла задача выточить силха. Не могу сказать что я не мечтал о ритуальном сожжении фигурки, дабы смягчить весь негатив, свалившийся мне на плечи, но получалось что-то совсем не похожее на кота. В конце концов у котов же не может быть пять лап? Не, ну можно конечно пошло пошутить, но настроение не то. Какое-то время я пытался придать пятой лапе форму хвоста, но получилось… В общем, неведомый зверь, который вышел за два часа работы, мог спокойно поселиться в Диких Землях и получить медаль на первенстве самой уродливой химеры года.
Когда уже пошел отсчет третьего часа, из номера вышли служанки, таща за собой бадью с мутноватой водой — на корабле не особо намоешься. За ними следом, семенила совсем девчонка, лет двенадцати на вид. Черные, всклоченные волосы, будто вороны гнездо свили, и пока еще теплящийся в глубине глаз огонек надежды.
— Эй, — прошептал я на Алиатском. Девочка вздрогнула и обернулась, остальные рабыни сделали вид что ничего не заметили и двинулись дальше. — Держи.
Девочка, будто ценнейшее сокровище, приняла у меня из рук деревянного монстрика и тут же спрятала его куда-то под подол рубища, которое заменяло её одежду.
— Спасибо, — одними губами поблагодарила она и побежала за своими сестрами по несчастью.
