Положим, я стал жертвой убойного розыгрыша. В дом, пока я валялся без чувств, трахнутый током или пьяный, неважно, влезли квартирные воры. Хм… навряд ли они перли меня на спине. Стало быть, на колесах. И какой крутизной надо обладать, чтобы сунуться грабить в новогоднюю ночь, когда, предположительно, все празднуют дома. Страшно подумать, на что эти козлы способны, если им в принципе наплевать, дома хозяева, или нет. Вот только если они такие крутые, за каким чертом они сунулись в нашу квартиру? За сломанным «Витязем»? Размер хлопот должен бы соответствовать ожидаемому навару. Иначе… неправильно!
Или… Я похолодел, хотя, казалось бы, дальше некуда. Они специально лезли за жертвой для королевской охоты? Бомжей им уже мало? Странные забавы у нынешних богатых. Сидят сейчас рядышком, метрах в ста, в теплом салоне BMW. Музыку слушают, кофеек из термоса прихлебывают. Слава тебе, Господи, Ирки дома не было. В руки больше Бушкова не возьму! Честное слово, в эту минуту мне было очень легко дать себе подобное обещание. Однако, вполне возможно, именно похождениями Пираньи они и вдохновлялись.
Одна надежда у меня еще оставалась. Если они привезли меня сюда на машине, шоссе должно быть где-то рядом. Тихо замерзать я не согласен.
Я решил замерзать громко. Эмоции мои были окрашены таким образом, что из слов, подаренных мною ночному лесу, очень немногие я решился бы перенести на бумагу. За пару минут я пережил целую вечность. Кажется, в моем мозгу сложилась целая монография о симптомах и последствиях переохлаждений. Вероятно, до сих пор только алкоголь поддерживал во мне жизнь. Я почти физически ощущал, какими хрусткими и ломкими становятся клеточные мембраны, как медленно, замерзая, движутся мои хромосомы. Мои самые неповторимые хромосомы, на которые поднялась рука у негодяев! Надеюсь, вам смешно. Мне не было. Подыхать в новогоднюю ночь, когда вся страна пьет шампанское… Мои убийцы представлялись мне с лицами телезвезд.
Наверное, мне только казалось, что я громко кричу. Скорее всего, я едва хрипел и полз вперед, проваливаясь в снег по самые плечи. Когда я увидел мерцающий на лыжне свет, меня едва хватило на еле слышное «эй!» Несомненным преимуществом моего положения было то, что меня едва ли могли обойти. Все это время я находился в каком-то безумном «красном коридоре».
Потом этот свет приблизился так, что на него стало больно смотреть, ткнулся почти в самое мое лицо, обжигая и чадя, щекоча обоняние запахом горящего дерева. Как странно, я бы взял с собой фонарик… Впрочем, мужик, бегущий на лыжах по лесу в ночь, когда вся планета смотрит телевизор, наверное, имеет право на своеобразные причуды.
— Ты чего тут лежишь?
Вопрос этот показался мне настолько идиотским, что я закашлялся.
— Про… пропадаю… — выговорил я.
— Да вижу.
Отдам ему должное сразу, и буду делать это еще очень долго и при всяком удобном случае: времени он не терял. Будто ему тут каждый год таких подкладывали. Мигом скинул с себя меховую парку и рукавицы.
— Ну-ка, надевай.
Кинул быстрый взгляд вокруг, — что бы разжечь? — но посмотрел на мои тапочки и передумал.
— Замерзнешь, — сказал он.
Эт-то верно. Даже возле костра я через самое малое время околел бы насмерть.
В одной руке у него был горящий факел, в другой — единственная лыжная палка… или копье? Словом, что-то многофункциональное. И одет он был, в отличие от меня, по сезону. Под паркой обнаружился длинный овчинный жилет, под ним синий вязаный свитер из нитки, наверное, в палец толщиной. Меховые штаны и настоящие авиационные унты, к которым сыромятными ремнями привязаны лыжи. Никаких тебе пластиковых ботинок с магнитными креплениями.
— Далеко до жилья? — спросил я.
— Мили три. А ну-ка, парень… полезай мне на плечи.
«Полезать» сам я уже не мог по причине физического состояния, и он вскинул меня к себе на загорбок с такой легкостью, что при иных обстоятельствах следовало бы обидеться. Воткнул в снег свои копье и факел, чтобы меня держать, и ощупью, без огня, двинулся по лыжне.
Он ее, верно, и накатал, больно уверенно шел по ней вслепую. До сих пор я считал подобные подвиги прерогативой исключительно фольклорных героев, да еще, может быть, Корвина Амберского. Однако мой чудной спаситель, в сердце уральских гор измеряющий протяженность пути в милях, летел по лыжне буквально стрелой, ни разу не сбился с шага и моментом доставил меня к «жилью».
Маленькое светящееся окошко я увидел издалека. Потом в лунном свете разглядел на лесной прогалине подворье. Добротный низкий дом… из дикого камня, как мне показалось. Что странно: в наших краях так не строят. Пристройки, из которых мычало и блеяло. Крыльцо…
У крыльца-то меня и свалили. Спаситель вынул из петель брус запора, распахнул дверь, вволок меня за шкирку внутрь и швырнул к огромной, каменной, пышущей жаром печи, по которой я буквально распластался, раскинув руки и обнимая ее, как солдат землю.
— Грейся пока.
Честно говоря, все прилагательные я уже потом на свои места расставил. Тогда я был способен мыслить только односоставными предложениями. На печи обнаружились овчинные, крытые сукном одеяла: за этакий стилизованный шик любой нувориш, не моргнув, отдал бы целое состояние. Тяжелые лавки, длинный рубленый стол — все идеально входило в кондовый имидж, хоть кино снимай. Изнутри дом был обшит золотистыми, одна к одной, струганными досочками без всякого лака. Натурофил. Да, странные причуды у новых русских. Телека я не заметил, что еще углубило мою симпатию к хозяину.
А вот тут-то он свою линию и нарушил. Я едва не расхохотался в голос, когда из дальнего угла он достал здоровенный китайский термос, налил в жестяную туристскую кружку какую-то обжигающе горячую жидкость и потребовал, чтобы я это выпил.
Я подчинился, и не пожалел. Пахло липой и медом и, наверное, в сложившихся обстоятельствах было лучше, чем водка. Водка, кстати, тоже нашлась, но исключительно в качестве наружного средства. Благодетель заставил меня раздеться и собственноручно растер ею от шеи до пяток. Ладони у него — чистый наждак, в самом деле. Как он на мобайле кнопки нажимает, уму непостижимо. Потом он запеленал меня в овчины, как малое дитя, и, раскачиваясь на божественных синусоидах тепла, я отошел уже настолько, что вполне оценил его озабоченный вид.
— Спасибо, — сказал я ему. — Не знаю, кто вы, и зачем вам со мною так возиться, но — спасибо. Дмитрий.
— Меня зовут Вегар, — объяснил он… как будто это что-то объясняло. — Ты лежи. Спи. Я пойду ягнят проверю.
— Яг…нят? Каких?
— Обыкновенных. Барашков и ярочек. Они родились недавно, в декабре, слабенькие еще. Догляд нужен, чтоб большие не затоптали.
