Алексей Евтушенко - Колдун и Сыскарь

…Несколько вроде бы человеческих фигур с пёсьими головами…

…Кто-то козлоногий и рогатый, заросший по самые глаза шерстью, в старой лагерной телогрейке, из дыр которой лезут клочья ваты, вывалил длинный алый язык, дышит быстро, с присвистом…

…Группа безобразнейших старух, облачённых в совершенно драное серое тряпьё. Горбатые, кособокие, глаза заплыли бельмами, тёмная кожа изрыта морщинами, будто заброшенная земля оврагами, сальные седые волосы свисают с уродливых черепов, будто длинные отвратительные черви. А рядом с ними для контраста несколько полностью обнажённых девиц самого похотливого вида…

…Перед ними расступаются, дают дорогу. Мерзкие смешки, хрюканье, причмокивание, жадные взгляды. И запах. Мертвечина, гниль, тлен. Вот, наконец, и алтарь. На женихе чёрные брюки, чёрные сапоги, чёрная шёлковая рубашка и алый галстук с золотой заколкой. На невесте — алое платье до пола, к груди приколота чёрная роза. Глаза Светланы широко раскрыты, в них пляшет пламя свечей. Они держатся за руки. Рядом с ними некто бледнокожий, с коротко стриженными снежно белыми волосами, прилипшими к черепу идеальной формы, держит паучьими пальцами чёрную книгу с чёрными страницами и что-то читает по ней на совершенно незнакомом языке гортанным резким голосом. Его длинные руки обнажены, на правой видна татуировка — два слова готическим шрифтом.

— Solve et Coagula, — произносит вслух отец Николай и тут же переводит. — Растворяй и сгущай. Знакомый девиз. Кажется, мы попали, дети мои.

Бледнокожий прерывает чтение, поднимает на них свои жёлтые прозрачные глаза. Улыбка, от которой хочется немедленно, без памяти, бежать куда глаза глядят, змеится по длинным, алого цвета губам.

— Это не твоя церковь, священник, — говорит он мягко, почти ласково. — И не твой обряд. Зря ты пришёл.

Чтец закрывает книгу, выбрасывает в их направлении длинную, невероятно длинную руку с кривым многосуставчатым пальцем на конце. Рука продолжает удлиняться прямо на глазах, жуткий палец уже почти касается лба отца Николая, который застыл недвижно на месте, и тут Симай делает полшага вперёд выхватывает из ножен саблю и наносит удар. Со свистящим шелестом дамасская сталь рассекает воздух. Отрубленный палец летит на пол. Хлещет чёрная кровь…

…Отец Николай вздымает в руке тяжёлый серебряный крест, громко выкрикивая слова молитвы. От креста волнами расходится яркий белый свет. Кто-то визжит. Корчится на грязном полу горбатая старуха, от её лохмотий поднимается дым. Пёсьеголовый прыгает вперёд повисает на руке отца Николая, старается дотянуться до креста. Сыскарь выхватывает «Грач», стреляет. Попал. Пёсьеголовый отваливается, с жалобным воем падает на пол…

…Колдун Григорий выкрикивает заклинание. Горбатая старуха поднимается с пола, идёт на них, скрючив пальцы. Из морщинистого рта капает слюна. За ней теснятся её товарки. Обнажённые молодые ведьмы с визгом и хохотом взлетают в воздух…

…Они дерутся спина к спине. Нестерпимо жарко. Отец Николай действует крестом, словно штык-ножом и кастетом одновременно. Удар — и скелет рассыпается. Ещё удар, и во лбу старой ведьмы дымится дыра. Ведьма тонко, словно ребёнок, всхлипывает, отступает, прикрывая голову руками. Симай отмахивается саблей. Пока удачно. Сыскарь меняет обойму и стреляет, стреляет, стреляет. Пули рвут в клочья обнажённые тела молодых ведьм, впиваются в голову и грудь козлоногого, пробивают толстый белый живот гигантской жабы, и оттуда по церкви мгновенно распространяется жуткая вонь. Он ловит на мушку колдуна, но тот обхватывает Светлану сзади и прикрывается ею, как щитом. Андрей медлит, ведёт стволом, ловит удобный момент…

— Они погибнут, Баро, — сказала Лила. — У них и против одного Григория никаких шансов. А уж если с колдуном Бафомет… Сам понимаешь.

— Как это — погибнут? — вскочила на ноги Ирина. — О чём вы говорите?

— Молчи, — повелительно бросила Лила. — Не мешай. Ну, Баро, тебе решать.

— Что я могу решить? — пожимает тот плечами. — Он сильнее. Нас не пригласили играть и петь на этой свадьбе, ты не забыла? Нам приказали. И мы пришли.

— Где наша гордость? Из-за него мы скитаемся триста лет по земле. И теперь должны играть на его свадьбе?

— Не рви мне сердце, которого и так нет. Как мы могли не прийти? Он наложил заклятье, я ничего не мог сделать. И сейчас не могу.

— Это неправда.

— Чего ты хочешь?

Они молча смотрят друг на друга. Старый седоголовый и седоусый цыган и молодая белозубая цыганка с глазами, как чёрное пламя.

— Я хочу, чтобы ты вызвал Последнего. Пусть остановит это.

— Ты сошла с ума, женщина.

— Я не могу сойти с ума, я мёртвая. Кто отпоёт нас, Баро, подумай, если они погибнут? С ними как раз священник.

— Один раз они нас уже обманули.

— Не обманули. Просто не смоги вовремя сдержать слово. Теперь сдержат.

— Тебе так дорог этот кэрдо мулеса?

— Я хочу, чтобы он жил. Такой ответ тебя устроит?

Баро сидел, опустив седую голову. Молчал.

— Это наш единственный шанс обрести покой, — сказала Лила. — Ты это знаешь. Мы все устали, триста лет — не шутка. А за Последнего я отвечу перед кем надо, не беспокойся.

— Отвечать придётся всем…

— Нет, отвечу я. Возьму на себя.

— Это страшно, Лила. На кону твоя душа.

— Я не боюсь. Другого выхода нет, Баро.

— Чтобы вызвать Последнего, нужна кровь того, кто беззаветно любит, — сказал цыган. — Живая кровь.

— У нас есть она. — Лила в упор посмотрела на Ирину. — Ты любишь своего Андрея? Знаю, что любишь.

— Люблю, — ответила та твёрдо. Она совершенно не понимала, что происходит, но знала одно. Что бы теперь ни случилось, надо идти до конца. Иначе всё понапрасну.

— Видишь? Она любит. Делай. Не то будет поздно.

— Крови нужно много, — предупредил Баро, доставая из-за голенища узкий нож. — Возможно, для тебя это окажется слишком много.

— Ничего, — сказала Ирина. — Берите, сколько требуется. Я готова.

…В рукопашной сцепились Бафомет и отец Николай. Священник бьёт врага кулаком в челюсть. Тот отвечает, и отец Николай падает на пол с залитым кровью лицом. На него тут же наседают двое — пёсьеголовый и одна из молодых ведьм. Козлоногий, подкравшись сбоку и улучив момент, бьёт Симая по руке тяжёлым обломком доски, сабля с жалобным звоном катится по полу. Симай выхватывает из-за пояса кремниевый пистолет, жмёт на спусковой крючок. Но порох на полке отсырел…