Ахав ощутил неловкость.
«Ладно, – сказал ему толстяк, – захочешь, есть о чем поговорить». Он весь горел желанием убедить, направить, руководить идиотами, лишенными инициативы, сулящей невероятные перспективы на верном пути.
«Это твои корабли?» – Ахав указал на судна, которые вблизи от них дремали в спокойных водах.
«Эти?» – гневно возмутился и тяжело задышал толстяк, и люди его засмеялись, – ты погляди туда, видишь три больших корабля, стоящие поодаль на якоре? Видишь рога северного оленя на носу каждого из них? Ты видишь, как они сверкают? Это – мои корабли. И есть еще один корабль, который плывет сейчас к южному берегу за большой партией ковров».
Корабли действительно были большими, высокими, благородных форм, отлично ухоженными. На носу одного из них стоял мужчина, и волосы его были заплетены в две косы по сторонам лица, доходя до середины груди. Это произвело особенное впечатление на Ахава, и тут же у него возникло решение отрастить также волосы и сплести их в косы. Это очень подойдет его мягким, светлым, как лён, даже светящимся волосам. «Прекрасные корабли, – сказал он, – когда мы сможем отплыть?»
«Так, всё же, как ты относишься к бизнесу с синей краской?» – ответил ему толстяк, ибо это дело захватило целиком его мысли.
«Я хочу скорее в путь, – сказал Ахав, – голова моя не расположена к бизнесу».
«Ну, голова его не расположена к бизнесу, – сказал толстяк, – а как же наша Хазария стала богатой и мощной? Только благодаря людям, головы которых расположены к бизнесу. Что с вами происходит, молодежь?»
«Мне надо в дорогу», – сказал Ахав. Он до оскомины знал эти речи о важности бизнеса в Хазарии. Это, в общем-то, было верно. Торговля превратила эту страну в кладезь денег, а людей бизнеса в обладателей огромной силы. Каждый ребенок в Хазарии знал о богатствах, приносимых торговлей. Толстяк чувствовал явную стесненность от этого бескомпромиссного пренебрежения к такой широкой возможности легко и уверенно разбогатеть.
«С какой целью ты плывешь в Византию?», – спросил толстяк.
«Какое тебе до этого дело, ты хочешь нас взять или нет? – сказал Ахав и тут же подумал, да ведь это не тайна, и не сохранится в тайне, а все равно дойдет до ушей толстяка. – Я плыву в бухту Золотого Рога, чтобы затем доплыть до страны Израиля».
«Страна Израиля? – воскликнул толстяк. – Ты не можешь плыть туда, мальчик».
«Почему?» – удивился Ахав.
«Почему? Потому что мусульмане топят все корабли, идущие с Запада. Ты что, не знаешь? Идет война между Византией и Халифатом? Ты думаешь, что сможешь так вот просто доплыть на корабле, и они дадут тебе бросить якорь? Ты сможешь дойти лишь до Кипра. Ни один корабль оттуда не двинется дальше, ибо мусульманские корабли тут же ограбят его и пустят на дно.
«Что, да?» – упал духом Ахав.
«Да, да. Оставь эти глупости, давай поедем в Болгарию, купим ляпис-лазурь в помоле, купим эту синюю мазь и продадим ее в Византии. Все эти авантюры и осложнения, в которые попадают евреи, пытающиеся добраться до страны Израиля, слишком дорого нам обошлись».
Ахав не знал о морской блокаде, о которой говорил толстяк. «Если ты не везешь меня в Византию, – сказал Ахав, – ты теряешь эти десять баночек с синей краской».
«Ну, что я могу поделать? – сказал толстяк. – Я могу взять тебя в Константинополь, как ты просишь, это для меня не проблема. Но знай, что ты не сможешь оттуда добраться до страны Израиля. Просто жаль твоих затрат. Я не разбогатею от такого обмана и, тем более, от десяти баночек. Я говорю с тобой о партии в тысячи таких баночек, о поисках месторождений этого дорогого сырья».
«Я должен добраться до страны Израиля, найти там юношу-отличного лучника, который умеет делать стрелы с двуглавым кремневым острием».
«Дьявол Самбатион, а? – сказал толстяк. – Ты идешь сложить свою голову в войне на уничтожение Самбатиона. Вы совсем сошли с ума. Вы не прекратите эту войну, пока не разрушите ваши жизни. Ты не первый, который пытается уничтожить этого дьявола. Но никто еще не сумел этого сделать. Послушай меня парень, как тебя зовут?»
«Ахав-Белое-Поле».
«Ахав, оставь эти свои безумия. Только что я говорил с тобой о невероятных торговых возможностях. У тебя есть связи с источником сырья, который нужен во всем мире. И у тебя есть я, умеющий это перевозить и знающий, кому это нужно. Хазария нуждается в таких делах более, чем в уничтожении беса, закрывающего западные границы. Мне не нужны все четыре корабля. По правде говоря, что в тот момент, когда наша сделка будет успешно претворена, я вообще избавлюсь от кораблей. Это колоссальный труд, и все время возникают проблемы с этими огромными кораблями. Итак, вот, перед твоими глазами открывается то, что тебе нужно, то, что мне нужно и что нужно еврейскому государству. Мы не обязаны атаковать беса, но обязаны разбогатеть от нашей торговли. Ни один народ в мире не достиг таких успехов в торговле. Прошли времена, когда хазары вели войны. Оставили кровопролития печенегам, жестоким и невежественным. Ахав, Ахав, не разрушай своей жизни и жизни других в этих войнах с бесами. Действуй в пользу нашей Хазарии».
«Что с тобой? Бес перекрывает западную границу Хазарии. Именно его уничтожение – на пользу Хазарии».
«Перекрывает границу? Ну и что? Я не говорю, что это хорошо. Лучше было бы, если бы все евреи могли войти в нашу страну. Лучше было бы нам наладить связи с евреями, живущими на западном краю континента. Но ведь невозможно всего достичь. Это мудрость, которая приходит со зрелостью, не только отдельного человека, но и всей нации. Вот уже сто лет мы живем, как евреи, без связи с нашими братьями на дальнем Западе. Это прекрасная мечта соединиться с ними, если они вообще существует, а это не красивая легенда, и желают воссоединиться с нами. Но мечты остаются мечтами, и Хазария расцветает, чем дальше мы отходим от борьбы во имя мечты. Очень жаль, что нельзя осуществить все мечты, но это невозможно».
Тем временем началось усиленное движение на площади у моря. Появились стучащие по камням мостовой телеги. С них сгружали свертки, тюки, пакеты, нагромождая их у мола. Медленно из моря приблизился корабль с надутыми ветром парусами, которые постепенно свертывались с приближением к молу.
Толстяк поднял голову, напряг шею, чтобы определить – чей это корабль. «Это Шмуэля Шапиро, – сказал он с явным выражением, которое бывает, когда в рот попадает испорченная семечка. – Повезло тебе, что ты не обратился к нему. Он бы взял с тебя оплату и вышвырнул бы в Константинополе, а там хоть бейся головой о стену. Никогда бы он рта не раскрыл, чтобы сказать тебе то, чего ты не спрашиваешь, он вообще не готов кого-либо выслушать. Есть у него целый флот, у этого Шмуэля, и он снижает цены, ибо не может задействовать все свои корабли. У меня же всегда полно клиентов, желающих зафрахтовать мои корабли. Качество корабля и профессионализм капитана стоят, чтобы за них заплатили чуть дороже».
