16. Беспокойная ночь
— Неплохо живёшь, — комиссар оглянулся. — Вот что. Сними–ка перчатку. Нет, можно левую. Не бойся, не укушу.
Эль–Неренн улыбнулась, демонстрируя клыки.
— Комиссар, зачем спешить? Может, сначала сядете на коврик?
Комиссар, не улыбаясь, осторожно склонился над её запястьем, осторожно потянул носом.
— «Ведьмина пыль», — заключил он. — Ты давно… э–э–э… употребляешь её?
Эль–Неренн перестала улыбаться. Указала в сторону стола.
— Только сегодня. Там, в стакане.
Комиссар точно так же, осторожно, принюхался к стакану. Перчаткой открыл графин, прислушался к ощущениям. Скривился.
— Откуда? — поинтересовался он. Старшая молча вынула ампулу, протянула ему.
— Откуда это у тебя? — комиссар поджал губы. Эль–Неренн рассказала.
— Можно сесть? — комиссар оглянулся. Его хозяйка кивнула. Он медленно опустился в кресло, извлёк носовой платок, вытер лицо. — Извини… я уж подумал, ты «подсела». — Эль–Неренн продолжала стоять, глядя ему в лицо. Только теперь она позволила усталости появиться на своём лице.
— Ты чувствуешь? — комиссар взглянул на часы. — Сама чувствуешь?
— Запах? — уточнила эль–Неренн. — Что, снова?
Комиссар кивнул.
— Так будет примерно каждый час. Эта дрянь выходит медленно. Ты, скорее всего, уже не почуешь, но окружающие…
— Спасибо, что сказали. Сейчас пойду в душ.
— Да, не помешает.
— Можно это как–нибудь, — эль–Неренн замялась. — Ускорить?
— Да. Пятьдесят граммов спирта. Три капли нашатырного спирта, два кристаллика камфары. Выпить залпом и посидеть в душе полчасика.
Эль–Неренн усмехнулась.
— Очень смешно, комиссар.
— Какой уж тут смех. Я не шучу. Найдётся всё это?
— Найдётся. Только меня завтра же вышвырнут, если от меня будет пахнуть спиртом.
— Если от тебя будет пахнуть этим, тебя вышвырнут ещё быстрее. Не бойся, я скажу твоей хозяйке — хочешь?
— Если не трудно. Впрочем, она и так знает. Я могу идти?
— Один момент, — комиссар поднялся. — Завтра мы снова приедем. Я не знаю, о чём ты хочешь говорить с этими вашими «заговорщиками», — он выпрямился. — Пожалуйста, без фокусов. Они должны быть завтра здесь, живые и невредимые. Об этом, — комиссар показал ампулу с «пылью», — никому не говори. Если не спросят. Я сам займусь. Графин и стакан я тоже заберу. Там только твои «пальчики»?
— Тимо брала стакан. Младшая из нас, девочка. Может, кто–то ещё.
Комиссар кивнул.
— Вот, — он показал крохотный клочок ткани, обгоревший по краям. — Это было там, в камине. Похоже, я видел эту одежду.
Лицо эль–Неренн стало каменным. Леронн добралась и до сундучка с одеждой — той, из салона. Ну зачем было брать её сюда? Красоваться перед прислугой?
— Она ведёт себя, как ребёнок, — старшая закрыла глаза на несколько секунд. — Мне жаль её.
— Хорош ребёнок, — отозвался комиссар. — Пожизненное ей светит уже сейчас. Вполне возможно, что петля. Не знаю, что делать.
— Я поговорю с ней, — эль–Неренн прижала ладони к лицу, отняла. — Слишком много смертей, комиссар. Ей не обязательно умирать.
Комиссар ответил не сразу. Спрятал клочок в пластиковый пакетик, отправил пакетик в карман. Оглянулся. Комнату обыскивали, причём впопыхах. «Ребёнок». Хуже нет, когда преступник — из известной семьи.
— Хорошо. Я знаю, мне не положено быть на женской половине без тебя. У нас в бригаде есть женщины, — комиссар вздрогнул, заглянул во внутренний карман пиджака. — Уже прибыли. Сюда зайдёт кто–нибудь из них. Оставь ключи дежурной.
* * *
Асетт ещё не спала. В общий зал входить было нельзя — эксперты всё ещё работали — и кухарка осталась на кухне. Вместе с Инни. Помощница еле держалась на ногах, но обрадовалась появлению старшей.
Эль–Неренн коротко сообщила, что ей нужно. Асетт шепнула что–то на ухо Инни и выпроводила ту за дверь.
— Сейчас она принесёт, — пояснила на словах. — Теарин, можно спросить вас?
Эль–Неренн кивнула.
— Кто сказал вам?
Старшая неожиданно поняла.
— Ваше имя, Геллерин?
Кухарка присела перед ней на табурет. Посудомоечная машина уже закончила работу, осталось только спрятать всё по шкафам.
— Меня давно так не называли, теарин. Кто сказал вам?
— Старший повар.
Кухарка кивнула, закрыла лицо ладонями. Посидела так немного. Эль–Неренн встревожилась, прикоснулась кончиками пальцев к её ладоням.
— С вами всё в порядке?
— Да, теарин. Не беспокойтесь. Приятно думать, что не все… — кухарка махнула рукой, встала. Направилась к машине. Видно было, что руки её дрожат — чуть не упустила тарелку.
— Асетт, — тихо спросила эль–Неренн. — Что случилось? Леронн… вас подставила? Как она заняла ваше место?
Кухарка долго смотрела в глаза беловолосой.
— Это неприятная история, теарин, — она подошла поближе, села рядом. — Я не хочу вспоминать. Всё было против меня, но госпожа… она не стала отдавать меня под суд. Разрешила остаться здесь.
— Извините, — эль–Неренн прикоснулась к её ладони. — Я не буду больше спрашивать об этом.
Инни вернулась. Протянула старшей бутылочку — спирт. В аптечке нашлось остальное. Эль–Неренн не сразу отважилась выпить мерзко пахнущую смесь. Отважилась. Едва не задохнулась, закашлявшись.
— Вам помочь, теарин? — Инни помогла ей подняться на ноги. — Проводить до комнаты?
— Не нужно, — эль–Неренн поправила шапочку. — Завтра к полудню прибудет полиция. До того момента я хочу переговорить с каждым. Наедине. Разбудите меня к шести часам, если я не проснусь сама.
Асетт кивнула. Довела старшую до двери, шепнула на прощание.
— Теарин, прошу вас. Не называйте меня прежним именем, если мы не одни.
* * *
Ей долго не хотелось выходить из душа.
На этот раз запах, скажем так, был не таким сильным. Притерпелась, должно быть. Минут через сорок голова прояснилась, руки перестали дрожать, совершенно прошла усталость.
Бодрость вряд ли продлится долго. Как давно начался прошедший день — как много успело измениться.
Тихо. Совсем тихо. Охрана поблизости; криминалисты должны уже покинуть поместье. Хозяйка дома распорядилась уже относительно новых охранников — чтобы не повторилась вчерашняя история.
Риккен всё ещё дежурит. А заменить её некем. Служанок стало на две меньше. Самой тоже не получится быть повсюду. Хорошо ещё, хозяева, по окончании приёма, не вызывали каждые несколько минут. Веранно, похоже, не спит. Её сын так и не вернулся. Сбежал. Картина «заговора» получается совершенно простая и однозначная.
