слоёв общества. Веселился на всю катушку и накопил достаточно сплетен и тайн, чтобы продать их Королю. Ну а Его высочество не посмел разбрасываться таким экземпляром.
Да, это не сильно отличалось от того, что я себе представила. Впрочем, я никогда и не думала, что Николай снисходительный и, уж тем более, ветренный. Как бы тщательно он ни лепил маску дурачка-весельчака, его всегда выдавал пустой взгляд, напоминающий пустой сосуд. Он следил за каждым словом собеседника, собирая по крупице и наполняясь знаниями, которые можно будет использовать в дальнейшем. Кроме того, глупо было отрицать, что Николай являлся Гриилом необычайной красоты и не пользовался этим. Конечно, все члены клана Кангриил выглядели, как живые куклы и произведения искусства, но Николай выделялся даже среди них. Я говорю это, как человек, который за всю жизнь повидал одного Гриила. Того самого, что шёл сейчас впереди меня.
— Видимо, он выдал очень полезные сведения, — я неохотно отвела взгляд от крепкой спины, невольно вспоминая, как ещё день назад мои пальцы медленно скользили по ней от раны на плече до тонких белых шрамов на пояснице.
— Если мне не изменяет память, то Король с Королевой после данных сведенний смогли остановить торговлю людьми за пределами Хорайа на землях, которые считаются мёртвыми, и от которых отреклись правители, — ответила на мой неозвученный вопрос Саша. — А так же разобрались с каким-то чиновником, который поддерживал идею чистой крови и планировал сделать Хорайа с одним единственным кланом — Фрим. Но точных подробностей я не знаю.
На этом мы замолчали. Рональд вёл нас по пустующим улицам Железного Сивата. Поскольку от меня сейчас не требовалось никакое вмешательство, я позволила себе полюбоваться тёмными переулками, некоторые кусочки которых освещали лишь огни из окон. Вечерний воздух был настолько чистым и отличающимся от воздуха в Виризе, что я даже позабыла про холод, позволяя ветру раздувать мои пряди и щекотать лицо. Мы шли по дороге, усыпанной мелкими, но острыми камушками, чьи разноцветные верхушки я чувствовала даже сквозь толстую подошву. С обеих сторон от нашей компании стояли маленькие уютные дома. Из каких-то доносились смех и крики детей, показывая, что, несмотря на опустившийся сумрак, городу ещё рано засыпать. Некоторые двери и вовсе были приоткрыты, пропуская сквозь себя лёгкий сквозняк и позволяя жильцам слоняться из дома в сад и обратно. На веранде одного двухэтажного дома я заметила молодых парня с девушкой, сидевших плечом к плечу. В руках у девушки была зажата бутылка какого-то напитка, а её голова покоилась на плече юноши, чьи щёки шли заметными даже в темноте алыми пятнами, когда он обращал взгляд на безмятежное лицо девушки, частично прикрытое светлыми волосами.
Я невольно загляделась на эту пару. Они выглядели одного со мной возраста. Взглянула на их спокойные лица и расслабленные тела, которые не познали тяжести несправедливости. Не сказать, что и я много повидала — мой опыт не сравнить с опытом любого Полумесяца. Ведь именно жизненные трудности и вынудили их ступить на опасную дорожку. Однако, каждый раз смотрясь в зеркало, я замечала, насколько уставшим был мой вид. Глаза смотрели с тоской в ответ, а губы отказывались складываться в улыбку. Последний раз я заливисто смеялась, когда мы с Кариной выкуривали свёрток травы на кухне Обвала Чертей. Сейчас это казалось таким далёким и старым. С того момента со мной многое успело произойти, и я была уверена, что ещё произойдёт.
Когда мы направлялись из Фории в Железнай Сиват, я не особо задумывалась о городе и его названии. Лишь единожды я спросила, почему его так прозвали, на что Николай ответил, что таких статуй, как в Железном Сивате я нигде не увижу. Тогда я представила себе центральные улицы с величественными статуями, наверняка восхваляющими древних братьев. Но сейчас, ступая по одновременно тихому и шумному переулку, я убеждалась, как сильно ошибалась. Каждый дом, его крыльцо, крышу или сад украшали железные статуи с красным отливом.
Например, возле того самого дома с юношей и девушкой, прямо возле их забора стояла статуя, не достигавшая крыши. Едва ли она была на голову выше меня. Длинные руки с узловатыми и тонкими пальцами стремились ввысь, словно желая дотронуться до облаков и почувствовать их мягкость. Острые когти уходили под твёрдую кожу, выделяясь под ней очертаниями могучих змей, чьи чешуйки лишь слегка вспарывали плоть, вырываясь наружу. Такие же неестественно длинные ноги были широко расставлены и твёрдо упирались в землю, выдавливая и отталкивая спелую траву. Кожа, словно лоскуты оборванной одежды свисала с этого существа, являя миру оплетённые змеями рёбра и искривлённые кости таза. Местами совсем молодая, она давала знать о своей свежести, благодаря яркому красному отливу, но чем ниже опускался мой взгляд, тем дряхлее и мутнее становился металл, из которого была сотворена эта статуя. Кожа складками оседала на землю, образовывая пьедестал для этого существа.
Повинуясь своим догадкам, я подняла голову, теперь разглядывая её лицо. Глаза, полностью лишённые век с высушенными глазными яблоками, хищно вглядывались в россыпи звёзд на небе. Беззубый рот растянулся в пустом и бездоном оскале, а змееподобный язык вылез наружу, смачивая иссохшие глазницы. Под тонкой и изношенной кожей проглядывались очертания костей, словно норовящие распороть бескровную плоть. Но то был не череп. Под когда-то прекрасной, но теперь древней и рыхлой кожей проглядывались змеиные клыки. Они натягивали скулы, виски и всё пространство под нижней челюстью. Словно десятки змеиных черепов посадили в человеческий и обтянули это всё липкой скрипучей кожей.
Ехисая — проклятая герцогиня. Одно из немногих изображённых существ, которое я могла узнать. Историю эту я слышала ещё в раннем детстве, как одну из сказок. Она повествовала о прекрасной герцогине Ехисае, которая жила ещё во времена хранителей. Девушка истинной красоты, одарённая изяществом и загадочностью. О её красоте слагали легенды, писали стихи и устраивали спектакли. Сколько поэтов того времени принимались описывать её большие голубые глаза, которые смотрели с вечной покорностью и кротостью. О её чудесных белоснежных локонах, больше похожих на сахарную вату облаков или сияние звёзд. О её идеальной коже без единого изъяна и об ангельском голосе, способным залечить любые раны. Девушка была примером идеальной жены и приличной леди. Всегда отзывчива и весела, всегда открыта и разговорчива.
Герцогиней восхищались все, но никто не спас её от несчастья. Столь прекрасная девица была порождением ведьмы из глубин леса, которая редко выходила в люд, а к ней никто не осмеливался приближаться. Девушка была затворницей, стыдящейся своей матери. Пока однажды не повстречала герцога,
