— А зачем тогда запрещать? — поинтересовался священник.
— А затем, — буркнул я. — У детей есть период, когда они слепо верят своим родителям. Когда воспринимают каждое их слово как откровение. И сомнение в непогрешимости родителей — первый признак взросления. Беда в том, что этот ваш любимый Адам так и не удосужился повзрослеть. Сколько он там по вашим хроникам жил? Восемьсот лет? И что он за это время сделал, кроме перевода пищи в э-э… — Я покосился на Альену. — В общем, кроме перевода пищи? Он создал какой-нибудь шедевр? Нарисовал великую картину? — поинтересовался я у художника. — Помог страждущему? — Поворот в сторону священника. — Что-то изобрел? — Я развернулся к Ненашеву. — Нет, ему просто скучно стало. Ну отец, понятно, терпелив. Скучно? Пожалуйста, вот Ева. Вдвоем не скучно. Может, она тебя, идиота, вразумит и объяснит, что пора взрослеть. Нет. Она тоже не лучше оказалась. Как вы, люди, все-таки не любите что-то делать!
— Ты настолько уверен в Его мыслях? — поинтересовался священник.
— Уверен, — отрезал я. — Это Он сам говорил нам, когда просил повлиять на своего сынка. Зачем он, по-вашему, создавал Разум? Чтобы запереть его в Эдеме? Он создавал помощников себе! Помощников! Тех, кто разделит с ним его груз. Как вы не поймете. Он терпеливо ждал эти восемьсот лет. Ждал, когда же его сынок повзрослеет. Ждал, когда тот подойдет к нему и скажет: «Прости, отче наш, не могу больше тут сидеть. Я не пойму, зачем живу. Зачем ты наделил меня мыслью, если я не пользуюсь ею? Зачем ты наделил меня свободой воли, если я безволен? Зачем я живу, если не знаю смысла жизни?» И тогда бы обрадованный отец сказал бы: «Давно я ждал от тебя, сын мой, этих слов. С того момента, как появился ты. Подойди к Древу и вкуси Плод Познания. Раз ты задаешь мне эти вопросы, то теперь ты готов вкусить его. Иди и вкуси». Хм, как бы ваша жизнь изменилась, если бы все произошло так. А что вместо этого? Тьфу.
Я оглядел слегка ошарашенные лица собеседников. Священник беспомощно смотрел на Альену, словно ожидая ее опровержения. Но Альена только кивнула.
— Эзергиль прав. Вы, люди, так ничего и не поняли. Адама наказали не за то, что он в конце концов попробовал плод. А за то, что оправдывался.
— Угу, — вмешался я. — Ух, сколько тогда пришлось поработать нам, чтобы в конце концов заставить Еву и Адама попробовать тот плод. Жуть. Целая история. Вот еще нелепость. Вы, полагая Его всемогущим, думаете, что от Него можно что-то утаить в Его саду. Змей искушал Еву, а Он не видел? Ага, как же.
— Так что, это Бог просил искусить? — ошарашенно поинтересовался Ненашев.
— Дошло, — хлопнул я в ладоши. — Конечно, Он. Ему просто надоело ждать, когда бестолковому сыну надоест растительное существование без смысла. Вот он и нашел способ заставить сынка сделать то, что надо. И как они отреагировали? Покаялись? Нет. Оправдываться стали. Ева меня искусила… Змей меня искусил… Джентльмен, блин! Умеете вы, люди, оправдать в собственных глазах самые неблаговидные поступки. Сколько крови из-за этого пролили… Именно попытка оправдаться и рассердила Его. Раз дети ничего не поняли, то пусть познают Истину в поте лица своего. Идите и растите. Познавайте добро и зло на собственном опыте.
Священник потряс головой.
— Ты же говорил, что вас создали люди? Как же тогда черти уговаривали Адама? Вас тогда и в проектах не намечалось!
Я поморщился.
— Ну ладно-ладно, поймал. Я только хотел попроще объяснить. Чтоб вопросов лишних не было. Чертей тогда действительно не существовало. А историю о падшем Ангеле вы слышали? Вот своего помощника и просил Он. Самого верного помощника. Вот так. Кстати, неофициально он считается прародителем чертей. Когда мы, то есть черти, появились, он некоторое время возглавлял ад. И дал ему законы. Так понятней?
— Отчасти, — кивнул священник.
— Отлично. Теперь по поводу рая… что такое в вашем представлении рай? — продолжил я.
— Ну… — протянул было священник.
— Вот именно, что «ну»! — перебил я. — Это, в вашем представлении, вечная халява. Что-то типа неравного договора с Богом. В вашей интерпретации, конечно. Я, мол, так и быть, сделаю тебе одолжение и поживу лет семьдесят-восемьдесят жизнью праведника, а вот ты мне за это потом уже обеспечь, будь добр, вечное блаженство и райские кущи. Вам не кажется, что в этой вашей людской логике что-то неправильно?
— Ты — черт.
— Ага. А ты — человек. А теперь скажи, что люди лгут меньше чертей.
— Эзергиль не врал, — вмешалась Альена. — Но и не говорил правду. Абсолютной истины нет, как вы не понимаете! У каждого своя дорога. И каждый идет по ней самостоятельно. И каждый должен думать сам. Он ведь не призывал вас верить. Он призывал вас ДУМАТЬ!
— А ты меня призывала верить, — вдруг вмешался Алеша. Я посмотрел на мальчишку. Интересно, многое он понял из того, что я говорил? И насколько?
— Вера — как лучик света в ночи. Она дает надежду, когда для надежды, как кажется, нет оснований. Но если ты не будешь думать — вера слепа. — Альена присела перед мальчиком. — Не верь тому, кто утверждает, что познание — грех и достаточно веры. Познавай через веру, а не верь через свою слепоту.
Алеша моргнул. Хотел еще что-то сказать.
— Смотрите! — Возглас Григория Ивановича вывел всех из задумчивого состояния, в которое всех поверг мой рассказ и слова Альены. Мы разом повернулись в сторону дома художника.
— Да-а, — растерянно протянул я. — Такого я не ожидал.
Нет, такого я действительно не ожидал, хотя и мог предвидеть. Совершенно неожиданно из многих домов повыскакивали люди и устремились ко двору. Некоторые уже переругивались через забор с бандитами. Я настроил слух.
— Что вам тут надо? — интересовался через забор какой-то мужчина.
— А твое какое дело? Вали отсюда, — лениво огрызался амбал, мельком демонстрируя пистолет. Мужчина отшатнулся.
— Да тут какие-то бандюги! — закричал он, оборачиваясь к соседям. — Вызывай милицию, ребята.
После этого крика люди моментально отошли от дома. Женщины поспешно загнали детей домой. А вот мужчины, хоть и отошли подальше, но продолжали наблюдать за калиткой. Бандитам это явно не нравилось. Их действия во дворе стали несколько более нервными. Один из них, судя по всему, главный, наорал на того, кто продемонстрировал свое оружие. Тот оправдывался. Ясно, привык, что люди при его виде и виде его «пушки» испуганно вжимали головы в плечи и торопились уступить ему дорогу. А тут… какая-то шантрапа и не разбежалась. Еще огрызаться смеют.
— Интересно, — задумчиво поинтересовался я. — Почему соседи так старательно защищают вас? Даже с риском для себя.
