— Отцами так заповедано, — с готовностью ответил Мирко. — И помогает ведь это…
— Вот, верно сказал, — одобрил старик. — «Помогает». Для того и потому человек верит, что помочь себе желает, обезопасить себя, а значит, и место, где живет. А что самое страшное, от чего спасаться следует?
Мирко пожал плечами. Ему казалось, что разговор уходит в сторону от главного: куда ему идти, где и как искать Рииту? Если уж такой небывалый пал на него выбор, то как оправдать его? Как не подвести доверие великих богов?
— Смерти, наверно, — отвечал он, но понял, что ответил слишком уж просто. — Нет, не смерти. Того, что все, зачем он жил, сгинет, пропадет.
— Опять угадал, — подхватил Реклознатец. — А откуда такая напасть прийти может? — Тут колдун не стал уж пытать парня, а ответил сам: — Оттуда, с полуночи. Раз уж Всадник приходил, силой взять думал, да, видно, не вышло, хоть и многое он извел и изничтожил под корень. Теперь снова пришел, иной способ нашел, куда вернее прежнего — на души людские посягнул. А с душой испорченной все пропадет, зачем человек живет. Выходит, потому, что вера та душу обезопасить может, за ней человек и тянется, не хочет себя загубить.
— Разве твоя вера или мякшинская душу не лечат? — усомнился Мирко.
— В том и разница, думал я о сем, — вздохнул Реклознатец. — Скажи-ка мне, разве вера твоя учит, где добро, где зло?
— А то разве нет? — поразился мякша. — Солнечное колесо — то добро, Гром да Веточник — добрые, а Маринка — злая. Деревья, не спросясь, рубить — тоже злое дело…
— Нашел злыдню — Маринку, — молвил в ответ колдун. — Смерть за зло считаешь? Ты скажи кому из стариков — они тебе растолкуют, какое это зло. Про дерево — это ближе. А про Грома да Солнце-Дар это ты хватил: а кто месть заповедовал?
— Как же без мести? — изумился Мирко. — Что ж, обиду сносить? Молча?
— А ежели тот, кого сгубили, сам хуже нелюдя был? И за него жизни класть на многие лета? Нет, Мирко, нет ни в вашей вере, ни у хиитола ни зла, ни добра. Все земное у нас, всему почет должный оказан. Да это и не плохо вовсе. Только человек знать хочет, как душу уберечь, а ответа нет: пришел, возник из-за крома всадник, а чем ему противостоять? Нет ответа. И еще: что мы знаем? Землю уважай, сам не плошай, ну а там — как доля и недоля договорятся. То, конечно, верно. А как же с долгом быть? Есть у человека долг и можно ли обойти его — об этом ни слова. А в вере арголидской обо всем есть. Вот и дядя твой не потому на севере остался, что старым да слабым себя посчитал. Он пусть и не ведает, что там из северных пустынь надвигается, зато ко всему готов, знает, чем любое зло одолеть.
— Так чем же, дядя Реклознатец? — воскликнул Мирко. — И я тут при чем? И Риита?
— Да при том, чудак ты человек, — рассмеялся колдун, — что не доля тебе такая выпала — с богиней полюбиться. То долг твой — огонь этот, искру, что в вас заронилась, не потерять, не загасить. Зачем же, спросишь? Какой тут долг, скажешь? Я так мыслю, что только от любви в мире согласие быть может. На силу найдется сила, мудрость у каждого своя, а любовь людей единит, а не разбрасывает, и не принуждает, а обязывает. Вот и вера та, кто понял, в чем она, о том же толкует: тот, кто любит, и других беречь будет, и землю, и память, и тем себя сбережет, и того превозможет, кто из тьмы опричной возник. И в том и добро, и долг. Те же, кого вы богами зовете, они были раньше, чем белый свет зачался. Они землю сотворили и тем себя с ней связали, потому что любили ее и любят. А человек — душа свободная, сам выбирает: любить ли, прощать ли или казнить да губить. Вот и задача тебе: сохранит человек любовь к тому, в ком душа земли, положит ли жизнь ради этого или на попятный пойдет? Сохранит, полюбит — оправдан будет белый свет, будет жив; нет — все прахом пойдет. Уразумел ли?
Наступила тишина. Ветер на дворе стих, но тучи не ушли. Сгущались сумерки, давно солнце село, и теперь его последние, пропавшие за пеленой лучи едва выглядывали из-за горизонта. Дрова в печи потрескивали едва слышно. Мирко, ошеломленный и сбитый с толку, произнес тяжело:
— Зачем мне все это, дядя Реклознатец? Я Рииту люблю, кто бы она ни была — хоть богиня светлая, хоть ведьма, хоть русалка, хоть дева зачарованная, хоть оборотень, пусть даже и дух бесплотный, которого сам выдумал. Мне одно надо знать: куда идти, чтобы ее вновь обрести, да что для этого делать. А уж если это богам или странам дальним, да еще и Мякищам на пользу пойдет, так я тому только рад буду. Спасибо, что растолковал мне, кто есть кто, да что я с собой в кармане да сумах седельных везу, да про веру дядину. Только ведь я к тебе пришел за тем, чтобы знать: куда да как. Если хочешь, советом это назови, потому как по твоим речам выходит, что обо всем ты мне рассказал, а уж решать я сам буду. Это справедливо. Но уж не обессудь — прошу совета твоего!
— Что ж, вот тебе совет, — откликнулся Реклознатец. — Возвращайся в Сааримяки да женись на Хилке. Бусину при себе оставь, может, вы в том краю еще побываете, дождетесь, пока объяснит кто, как у Антеро вышло. Ко мне будешь ходить на гуслях дивных играть учиться. И спокоя на твой век еще хватит, не так Всадник еще силен. Ну а коли по Риите затоскуешь, так ведь кто знает: Хилка — не она ли, только еще раз преображенная? Ведь и такое возможно. Ну что, приемлешь такой совет?
И вновь наступила тишина. Колдун во всем был прав. Действительно, доля и без того дала Мирко все, о чем можно было желать. Руку протяни — и все твое, ну за чем ему гнаться, куда идти, что искать? И с кем вздумал бороться — со всадником? Вот уж воин!
— Нет, — ответил мякша. — Не приемлю.
— Вот видишь. А еще спрашивает, почему я, мол, выбран. — Колдун говорил, светло улыбаясь и Мирко, и чему-то своему. — Каждый ли пойдет неведомо куда, неведомо что искать? Каждый ли на то жизнь положит? А если пустое это все, обман, если это всадник тебя крутит, чтобы заманить да бусину отнять?
— Может, — безразлично отвечал Мирко. — Может, и я — не я вовсе, а пень березовый. Скажи, куда мне идти прежде, куда после, место укажи. А бусину я тебе отдам — она тебе нужнее, да и сохраннее будет. А то вдруг я потеряю дорогой.
— Да ты уж такими вещами не разбрасывайся, — полушутя-полусерьезно отвечал старик. — Это, если хочешь, мой первый тебе совет. А остальное — не горюй, все сегодня скажу. Только повечеряем прежде. Бани моей ты так и не испробовал. Да уж ладно, захочешь — придешь еще. А сейчас в подпол полезай, доставай все, что душе угодно.
Будучи на седьмом, а может, и выше, небе от радости, что колдун оправдал-таки его надежды, что можно будет не ждать чего-то от богов, а самому добиваться своего, он был счастлив, что знал, чего хочет.
Сели вечерять, и колдун повел речь о дальнейшем пути.
