Что поделаешь, женщины — моя слабость. Но как приятно поддаваться их чарам!
С минуту я сражался с одеждой, потом вновь отодвинул штору. Девушка исчезла. На том месте, где она стояла, пьяный однорукий ветеран пытался вразумить еще более пьяного кентавра. Впрочем, кентавр определенно брал верх, поскольку крепче стоял на ногах (ведь их у него было больше, чем у ветерана).
Тот самый тролль, в которого случайно попали камнем, разъярился окончательно и трубным ревом возвестил о своем намерении очистить улицу ото всех, чья кожа — не зеленого цвета. И немедля взялся за дело.
Моя соседка миссис Кардонлос, отчаянно размахивая помелом, защищала крыльцо своей меблирашки от беженцев. Неужели она ухитрится обвинить меня и в этом? Естественно, а как же иначе? Жаль, что она не может оседлать помело и улететь куда-нибудь подальше.
Увы, грезы частенько обманывают… А вот кошмары нередко сбываются.
Вместо рыжеволосой прелестницы моему взору явилось старое, сравнительно симпатичное существо, к тому же противоположного пола.
Старина Дин, мой повар, домоправитель и профессиональный надоеда, оказывается, вернулся домой. Он ездил навестить одну из своих многочисленных уродин-племянниц, дабы убедиться, что она не проявляет самостоятельности и не пытается нарушить его матримониальные планы (то есть выходит замуж за того, кого он ей определил). Дин стоял на крыльце и разглядывал фасад моего дома с неодобрением, которого даже не старался скрыть.
Я заковылял к лестнице. Кому-то нужно его впустить.
— Гаррет! — О боги! Проснулся Покойник! Мой закадычный друг и подельник проспал несколько месяцев подряд, а потому был не в настроении. — Будь добр, прекрати ныть и уйми Дина, пока он не разнес дверь в щепки.
Как я уже говорил, утро не сулило ничего хорошего.
Попка-Дурак — он же урожденный мистер Большая Шишка — завопил дурным голосом, едва я притронулся к засову.
— На помощь! Спасите! Пожалуйста! Не бейте меня! — Казалось, кричит перепуганный ребенок. Судя по всему, Большой Шишке жутко хотелось, чтобы Гаррета линчевали.
Этого попугая в знак уважения подарил мне мой дружок Морли Дотс, который, похоже, несколько лет обучал птицу дурным манерам и еще более гнусным выражениям.
Переступив порог, Дин сморщил нос:
— Эта тварь по-прежнему здесь? И чем так воняет?
Под «тварью», естественно, он разумел попугая, но я притворился, что не понял.
— Попробуй сдвинь такую тушу. — Покойник весил, по моим прикидкам, никак не меньше четырехсот фунтов. — А что касается вони, наверно, он окончательно разложился. Кстати, зашел бы к нему, убрался в комнате. — Дин избегал появляться в комнате Покойника: присутствие живого трупа изрядно его нервировало — возможно, потому, что постоянно напоминало о смерти.
— Не смешно, Гаррет.
Мысленной фразы Покойника Дин, разумеется, не услышал. Подобным образом его милость обращался к нашему домоправителю, только когда это было необходимо.
Я не обратил на реплику Покойника ни малейшего внимания, что его, безусловно, задело. Не то чтобы меня обуревало желание досадить логхиру — просто-напросто на противоположной стороне улицы вновь появилась рыжеволосая красотка. Наши взгляды встретились. Мне почудилось, будто в воздухе затрещали электрические разряды. Моя любимая соседка, вдова Кардонлос, заметила, что дверь моего дома открыта, и ткнула в ту сторону помелом; по всей видимости, она втолковывала кому-то из своих жильцов, что причина всех и всяческих несчастий в Танфере — некто по имени Гаррет.
Ничего умнее она, конечно же, придумать не могла.
Признаться, если бы не способность миссис Кардонлос доставлять мне всевозможные неприятности, я бы давным-давно забыл о ее существовании.
Дин испустил очередной тяжкий вздох и, продолжая качать головой, уронил на пол вещевой мешок. Всем своим видом он ясно давал мне понять, что его отсутствие явилось катастрофой (чего, впрочем, следовало ожидать).
Я снова бросил взгляд на улицу. От рыжеволосых красавиц жди беды. Но уж очень привлекательно они выглядят…
Проклятие! Опять она куда-то подевалась. Между тем на улице разгорелся очередной этнический конфликт, в ход пошли дубинки и камни. Зеваки подбадривали сражающихся, кидали им сосиски, сладости и сувениры. Наверно, нет такого события, на которое не собралась бы поглазеть толпа зевак (очевидно, есть существа, у коих ничто не вызывает страха или отвращения).
Да, девица пропала. Бедный Гаррет, мучимый похмельем и ворчливым слугой! Только нашел настоящую любовь — и тут же ее потерял.
— На что ты вылупился?
— Чего? — Обычно мысленные фразы Покойника лишены каких бы то ни было эмоций. Но сейчас мне показалось, что логхир озадачен. — На девушку. — В конце концов мог бы и сам сообразить.
— Не вижу никакой девушки. — Определенно в мыслях Покойника сквозило удивление.
— Спать надо меньше. Если бы не дрых без просыпу, давно бы догадался, что наступили тяжелые времена. — Ой! И кто только тянет меня за язык?! Теперь он потребует, чтобы я ввел его в курс дел, на что уйдет по меньшей мере целый день.
Проклятый попугай не замолкал ни на секунду. Он обнаружил, что перед тем, как завалиться спать, я не насыпал ему зерна. Елки-палки, да я с трудом вспомнил, что нужно запереть входную дверь! Разве можно так обращаться с человеком, который едва пережил приступ рыжеволосита с психопатическими осложнениями?
Дин проник в кухню, прежде чем я успел его перехватить. Раздался вопль, от которого у всех разумных существ в округе застыла в жилах кровь. Попка-Дурак что-то испуганно вякнул. Покойник выразил сочувствие, мысленно поцокав языком. Он тоже не разделял фетишистских наклонностей Дина по отношению к домашнему хозяйству.
Дин замер в дверном проеме, состроил гримасу, подбоченился и ледяным тоном произнес:
— Мистер Гаррет, будьте добры объяснить.
— Дело в том, что у нас оказалось слишком много посуды. — Я направился к лестнице. Дину явно хотелось выложить все, что он обо мне думает, но слов было так много, что они застряли у него в глотке, и я благополучно ретировался, чувствуя спиной испепеляющий взгляд.
Я двинулся в комнату Дина, в которой во время его отсутствия обитала одна несчастная девушка. Если старина Дин увидит, какой там бардак, его наверняка хватит удар.
Покойник мысленно перемещался следом за мной. Ему было весело, он с нетерпением ожидал, чем все кончится. Для него мир представлял собой бесконечную и утомительную игру страстей, которая лично ему ничем не грозила, поскольку он был мертв вот уже четыре сотни лет.
