Я кричу, возвышая голос:
— Зилкезра мертва, Зилкезра из Верхних Земель мертва и разлагается, а тело ее не должно лежать непоглощенным.
А Сантендор'лин-сандру смеется. Он показывает тонкие руки в перчатках из какого-то легкого и непроницаемого материала. Этот смех немного язвителен.
— О, браво, сестра! Что же, ты проглотила яд ради меня? И я должен забыть нашу давнюю неприязнь и принять твой ядовитый труп в свое тело? Ты хочешь, чтобы я ушел в небытие, как это сделала ты? О нет, сестра! Ради такого я не стану этого делать. Ни капли твоей крови, ни кусочка твоей плотин не съем…
Шок волнами распространяется от источника этого голоса. Я слышу крик толпы при таком святотатстве и слышу, как он снова смеется. Он поднимает одну из рук в перчатках, и в ней блестит нож, мерцает на фоне темноты.
— …но я разбросаю тебя, твою кровь и тело! Смотри, вот что я сейчас сделаю. Ты убила себя напрасно!
Мои руки и ноги скованы цепями, и я могу двигаться вперед, лишь шаркая ногами, а она… она! …лежит перед ним скованная и связанная. Я протестую:
— Она жива! Она еще жива…
Прежде чем я снова смогла что-либо сказать, Сантендор'лин-сандру бросается на нее всем своим телом и в неистовстве делает разрезы. Она вскрикивает, по лицу ее льется кровь, и этот крик заставляет трепетать весь каменный город. Его нож режет шнур, которым связаны ее руки, и глубоко рассекает ее запястья. Зилкезра раскидывает в стороны руки, разбрасывая капли крови. Сантендор'лин-сандру отпрыгивает назад, на его лице ее кровь. Стражники бегут прочь, толпа приходит в панику, а она… встав на ноги, с изрезанным лицом, смеется… и в ее взгляде, направленном на меня, светится настоящее торжество:
— Итак: вот моя месть. Итак: вот моя любовь. Итак.
А затем почти нежно она обращается к Сантендор'лин-сандру, который, застыв в паническом ужасе, смотрит на ее кровь на своих руках:
— Это не причинит тебе боли, любимый брат. Мой яд не для тебя. Еще не для тебя. Зилкезра мертва, Зилкезра из Верхних Земель мертва и разлагается, а тело ее будет лежать здесь непоглощенным.
Она нагибается, поднимает нож: и проводит лезвием по своему горлу. Кожа морщится под нажимом металла, а затем расходится; выступают наружу окровавленные ткани, и когда она падает, по груди ее льется кровь.
А он, Сантендор'лин-сандру, в замешательстве смотрит на меня.
— Что это за месть для нее… прийти сюда, превратить себя вмертвую плоть и никому больше не причинить вреда?
Я опускаюсь на колени рядом с ним и вытираю с хирузета немного ее крови.
— Не все яды для нас, ты, которого будут называть Сантендор'лин-сандру, Повелителем Фениксом и… Последним Повелителем.
Ее кровь, теплая и обильная, может выращивать вирус, смерть, которую создали она и прочие. Не могла ли раса рабов создать это передающееся с кровью бесплодие, которое сделает нас последним поколением? Да, именно так: она создала смерть, которая, подобно раку, преобразует вещи, чтобы питаться их субстанцией и трансформироваться…
— Смотри.
Слабое свечение живого хирузета уже потускнело. Сантендор протягивает руку, чтобы прикоснуться к пятну, к лишайнику, к цветку: хирузет под его рукой превращается в мертвый кристалл. Быстро распространяясь, как образуется лед на воде, как трещина на зеркале… распространяясь к ближним колоннам, террасам, башням этого города из хирузета… Распространяясь неудержимо, пока не выровняется эта земля, само это море, превращенные в кристаллическую смерть…
— Это принесла она. Она выпустила это на свободу. Она дала тебе великий дар, брат Зилкезры. Она дала тебе смерть всех городов, смерть Империи.
Начинает мерцать ночной воздух. Когда этот генетически сконструированный вирус распространяется, он размножается, превращая хирузет в мертвую материю, и освобождаемая им энергия может убить почти все расползание самого этого камня.
Город Над Внутренним Морем будет светить, как маяк, излучая великолепие. Светить, как и другие города в Эланзиире и на севере… у других тоже своя месть.
Я не могу назвать это, в человеческих языках нет для этого слов, а Калил бел-Риоч, перед взором которой все еще стоит видение, лишь произносит, запинаясь, название, которое Последний Повелитель (его лицо источает сестринскую любовь) дал этому оружию, и, наконец, произносит его в плохом переводе: «Древний свет».
Глава 19. Узнаваемые незнакомцы
Как же я могла сказать ей?
Прошло десять дней, а утомительный монолог самооправдания все еще звучал в моей голове: рано или поздно Калил узнала бы об этом, поскольку ее люди прислушиваются к ходящим в Компании сплетням и услышали бы, что «первый посол был обманут, поверив, что один из этих туземцев бессмертен»… о, она услышала бы это, если бы я ничего ей и не говорила!
«Челнок» совершил посадку. Такт побудил меня выйти из него раньше Кори Мендес — нам приветственно махала рукой небольшая фигурка, и даже в тусклом свете первых сумерек я видела, что это был Дуг, выходящий из собственного «челнока», чтобы встретить нас.
Первые сумерки пахли недавно прошедшим дождем, каменные плиты под ногами были скользкими от сырости. Начинал подниматься туман. Быстро светлело, восток напоминал вспышку магния. Я ощутила ветер, потерла зябнущие руки и, когда Звезда Каррика очистила горизонт, пошла от подножия трапа «челнока». Спустя целую минуту эхо моих шагов отразилось от далеких стен.
— Хорошая синхронность, — приветствовал он меня. — Первый такширие прибыл вчера на кораблях из Касабаарде.
Затем его внимательный взгляд остановился, минуя меня, на «челноке», фюзеляж которого украшала логограмма Миротворческих сил.
— Молли опережает нас? Без консультаций?
Свет разгорался. Я прошла несколько шагов по площади, видя, как вокруг проступают очертания города. Под ногами в трещинах мостовой пустила корни мох-трава, укрепились вьющиеся серо-голубые ветви с листьями. Небосвод молочного цвета был покрыт дневными звездами, я ощущала на губах пряную соль ортеанской воды, слышала шум моря.
— Дугги, нападайте; было очевидно, что после провала переговоров в Касабаарде, Компании придется что-то делать.
— Вы одобряете это?
Впервые я прибыла в Таткаэр на борту джат а, корабля, который, дождавшись утреннего прилива, проплывает вдоль бесплодного песчаного побережья Мелкати и входит туда, где раскинулись заливные луга с серо-голубой мох-травой, где все еще клубится туман и где пасутся мархацы и скурраи . Там, между двумя рукавами реки Оранон, лежит город-остров Таткаэр…
