— Это я.
— А где же Ткач?
— Это я.
— А тот, прежний?
— Тебе нет нужды знать об этом.
Эртхиа тряхнул головой, помолчал. Хотел спросить, но тут его опередил Тахин.
— Но цена и теперь та же?
Эртхиа закивал, соглашаясь с вопросом.
— Цена та же во все времена. То, что окажется лишним.
— И это всегда больше обретенного?
Ткач пожал плечами.
— Что сочтете лишним…
— Только заранее этого никто не знает, — удивился Эртхиа.
— Так о чем вы будете просить? — напомнил им Ткач.
— Вот, — сказал Дэнеш, — я пришел сюда как спутник, у меня нет к тебе просьбы.
И, помолчав, добавил:
— Я рад этому.
Тахин сказал:
— Я не знаю, о чем просить. Из того, что может быть, я ни в чем не нуждаюсь. А невозможное разве откликнется на просьбы? Надо искать.
У Тхэ только головой покачал в знак отказа. Тогда заговорил Эртхиа.
— Я пришел сюда, чтобы обрести больше, чем то, что у меня было, чем то, что я потерял. И если все это придется отдать в уплату, я и не знаю, зачем было идти. Лишнего у меня в жизни нет ничего. Зря мы шли сюда. Мне ничего от тебя не нужно. Зря мы шли сюда.
— Не зря, раз ты здесь это понял, — ответил Ткач. — Разве ты не знаешь того, в чьих руках средство исправить судьбу? Не нашел его в странствиях?
— Я думал, это ты, — разочаровано ответил Эртхиа. — А так… Раз это не ты… — он оглядел своих спутников задумчиво, не торопясь. — Нет, — твердо ответил. — Я его еще не нашел.
— Так иди ищи, — рассердился Ткач. — Не трать время попусту. Поворачивай домой. Если не найдешь на обратном пути — без толку дальше искать. Я не собираюсь помогать тебе в поисках, но приведу к берегу корабль, который обогнет мир по краю и отвезет вас поближе к дому. Может быть, это хоть немного сократит твой путь… Сколько времени ты потратил впустую!
— Но я искал тебя!
— Да не меня тебе надо было искать, а…
— А кого?!
Но Ткач вдруг стал спокоен, даже улыбнулся уголком рта.
— Если тебе суждено, ты успеешь, а если не суждено… Нечего жалеть о потерянном времени. Теперь отдыхайте, пока я найду корабль, который вам подходит, и подманю его поближе.
И он подманил им корабль. Тарс Нурачи, купец аттанский, оказался на нем, довольный, торжествующий: открыл новый путь с юга на север.
— Так вокруг всего мира на корабле и плыть! Ни товар перегружать, ни пошлины на заставах платить, ни разбойников лесных. Обратно тем же путем пойду. Отсюда вдоль берега сто дней, там перегрузимся один раз, караваном до Авассы, там в Шад-даме поторгую — как раз к тому времени они от своего великого праздника в себя придут, — и, считай, дома! — торжествовал Нурачи, ничуть не удивляясь новой встрече с царем. Носит ветер человека по всему лицу земли, что ж такого? Нурачи и сам такой.
— Да ведь я тебя в Хайр отправил, — тормошил его Эртхиа. — С подарками. Как же?
— Да это когда было? — удивлялся купец его беспокойству. — Благополучно доставил, все в сохранности. До подарков ли теперь повелителю Хайра, не знаю, но наградил меня выше всякой меры.
— Что значит: до подарков ли? — тут же оказался рядом Дэнеш.
Купец и рассказал, что в Хайре междоусобица великая, царь пустился в бегство, на трон воссел было малолетний наследник ан-Лакхаараа, повел дело круто, да царствовал недолго, и теперь резня по всему царству, только в Удже спокойно: купцам все равно, кому пошлины платить, лишь бы не мешали, а между Аз-Захрой и Уджем отличная большая пустыня, прекрасно проходимая для каравана, но не для войска. И думают в Удже, что и вовсе не нужен им никакой царь, а купцы, если уж базар в порядке держат, могут и с целым городом не хуже управиться, а войско можно держать наемное.
— Погоди ты с войском, — перебил не поспевавший за его скороговоркой Эртхиа. — Что с царем-то? С Акамие?
— Скрылся где-то в горах. В брошенном замке. Держали его в осаде, а к зиме осаду сняли: снег ему осада. Говорят, там даже лазутчику не пробраться. А я вовремя из Хайра убрался. Как услышал, какие песенки про царя поют…
Эртхиа с Дэнешем переглянулись.
— Кав-Араван!
— Больше негде.
— С ним должны быть ашананшеди, — хмуро напомнил Дэнеш.
— Да нет их больше в Хайре! — встрял всезнающий купец. — Все ушли. Тайно. Говорят, в страну Ы, откуда родом их предки. Ни одного не осталось.
— Тахин, а мы к тебе в гости, — вскинул голову Эртхиа. — Из Авассы сначала в Хайр, заберем брата, а потом и домой — все вместе. Сколько дней ты сказал, купец?
— Сто.
— А не заходить в порты?
— Как же торговля?! — ужаснулся Нурачи.
— Никак! — отрезал Эртхиа. — Сколько дней?
— Десятка два отнимется… Но нельзя так!
— Сколько хочешь выручить за твой товар?
Купец побледнел, покраснел, выпучил глаза и бухнул цену.
— За половину беру! — рявкнул в ответ Эртхиа, и пошла торговля. Ударили наконец по рукам, когда волосы у обоих уже висели сосульками от пота, а сорванные голоса еле хрипели.
— Как дома побывал, — просиял Эртхиа.
— Да уж, по всему базару слава, как ты торгуешься, повелитель.
— Это еще не тот торг, — помрачнел Эртхиа. — Деньги получишь в Аттане. А товар — за борт. Сейчас. За сколько дней дойдем?
— Убиваешь… — просипел обезголосевший купец.
— Сколько? — схватил его за воротник Эртхиа.
— Еще дней двадцать прочь.
— Успеем раньше — проси, чего хочешь.
— Э! — с отчаяния махнул рукой купец. — Пожалуешь мне одному право возить пшеницу из Авассы?
— Элесчи потеснить хочешь? Тестя моего?
— Так ведь не тесть еще…
— Идет. Из-за Элесчи вся эта каша и заварилась, — нашел виноватого Эртхиа. — Надо было сына как следует воспитывать.
О том, как царю привиделся Старик
Как часто бывало, после пира с сотрапезниками сидел царь со своим вазиргом в крайнем покое, ибо дальше, во внутренние покои, не было хода вазиргу, хоть пустовали они.
Несмотря на поздний час старый ан-Эриди одет был строго, во все положенные ему по чину одеяния, и отчетливо гремели друг о друга изломы золотогошитья, оправы камней в кайме, и звук этот, среди многих подобных неслышный днем, в окружении так же наряженных придворных и при царе, чьи одежды еще тяжелее и звонче, теперь был странен. Царь сидел, как любил, запросто, на подушках, кинутых у окна, в легкой белой рубахе, совсем простой — только жемчуг в дюжину рядов на плечах и по краям широких рукавов. Ногой в легкой туфле покачивал царь и шлепал подошвой по голой пятке.
Отца его никогда не встречал в подобном виде старый вазирг. Отец его растил наследником себе старшего из своих сыновей — Лакхаараа. А вырастил вот этого, сам, по своей воле предназначив новорожденного сына для ночной половины. Непорядок жестокий и отвратительный был в этом, хоть не пристало кому бы то ни было обсуждать дела царя в сокровенных покоях его дома. За этот непорядок платить Хайру, потому что царство — это царь, и глубже эта связь, чем могут вообразить непосвященные.
