— Видя кошмар… человек во сне… не слышит… чувствует, — Дуги задумчиво посмотрела на друидку. — Ты… трогал её… она… стала лучше… Трогай ещё… Не знаю… я не видела… живых… что могли бы здесь… ходить. Возможно… поможет… другой выход… я не вижу.
От такого предложения Атон вдруг засмущался, но правдивость слов владычицы отрицать не стал.
“Сейчас она выглядит не такой обеспокоенной, как раньше, значит, ей и вправду стало легче. А что касается сна — то и вправду: есть люди, которых и пушкой не добудишься, а есть те, кто от любого шороха просыпается. Прошу, Авива, будь такой”.
Не оттягивая долго, Стрэйб принял более удобное положение и, склонившись над девушкой, словно врач над больным, стал… трогать её. Провёл рукой по длинным волосам, дотронулся до лба, провёл пальцами по бледным щекам и холодному носу, дотронулся до плеч, спустился по рукам до кончиков пальцев. С каждым новым прикосновением Атон с надеждой всматривался в лицо девушки, надеясь, что вот сейчас, ещё немного, и её веки дрогнут, глаза откроются, но этого не происходило. Да, Авива стала спать чуть спокойнее, перестала обливаться потом и трястись, и даже лицо её стало более умиротворённым, но это никак не помогало ей проснуться.
“Не помогает. Чёрт! Я только лишь успокаиваю её тело, но не разум. Нужно звать, постараться докричаться до неё”.
— Авива, — заговорил Атон, склонившись к лицу девушки. — Прошу, проснись. Это кошмар, мы во владениях страха. Всё, что ты видишь, нереально. Победи его, будь сильнее своего кошмара, и ты выберешься.
Стрэйб замолчал, ожидая хоть какого-то, даже самого малого отклика, но ничего не происходило. Друидка по-прежнему лежала, сомкнув глаза. Атон пробовал снова и снова, гладил её по волосам, шептал ей слова, пытался хоть как-то достучаться до своей верной спутницы и подруги, но тщетно. Авива не отвечала, а мирное выражение спящего лица вызвало у Атона ноющую боль где-то под сердцем.
— Авива, — сквозь зубы цедил Стрэйб, с трудом сдерживая рвущееся наружу отчаяние. — Прошу, очнись.
— Она… не проснётся, — сокрушённо покачав головой, отозвалась Дуги, которая до этого лишь молча наблюдала за попытками человека. — Слишком… глубоко пропиталась… Моя ворожба… поглотила её.
— Что это за сила такая! — не сдержавшись, выпалил гвардеец. — Что это за сила, что мучает других. Ваша сила нужна только, чтобы убивать!
Когда Атон понял, что и кому сказал, он в ужасе посмотрел на владычицу кошмаров и замер в ожидании кары. Стрэйб смотрел на опечаленное лицо “девушки”, что почти полностью затерялось в капюшоне ее балахона, и пытался подобрать слова, чтобы извиниться, но не мог. Животный страх, что, казалось, ушел, вновь окутал его. Каждая клеточка тела уже распрощалась с миром живых, готовая в любое мгновение понести наказание за длинный язык хозяина. Но казнь так и не наступала, растягивая секунды в часы.
— Я знаю… что моя сила… не создаёт, — опечаленным голосом едва слышно зашептала Дуги. — Я не могу… как другие… братья и сёстры создавать… я даже ворожбу… не могу усмирить… Я много… веков пыталась… но не получилось. Я хотела бы… помочь дочери… леса… но я… бессильна.
Услышав это, Атон невольно отвёл глаза и стиснул зубы так сильно, что скулы начало сводить. Только теперь он понял, что перед ним сидит несчастная девушка, пусть и владычица целого мира. Стрэйбу сразу показалось, что она выглядит очень несчастной, но только теперь он понял, что ей куда хуже, чем он мог себе представить. Одна в огромных владениях — ни выйти самой, ни позвать кого-то. Гонимая из-за своей силы, вынужденная жить в вечном одиночестве, чтобы не навредить другим.
“Она, пожалуй, самое несчастное создание, что видел мир — нет, все миры и владения, что могут существовать”.
— Простите меня, — опустив низко голову, заговорил гвардеец. — Я не должен был говорить таких слов о вас и вашей силе.
— Не виноват… ты, — покачала головой Дуги. — Я знаю… свою судьбу… я понимаю… что чувствуешь… Мне правда жаль.
“Жалость Авиву не разбудит. Если бы только всё было наоборот! Если бы Авива очнулась первая, она бы нашла способ пробудить меня. Она куда лучше понимает ворожбу… Ворожба… Авива говорила, что любой ворожбе нужен проводник… Проводник лесной ворожбы — растения, водной — вода, но что является проводником страха? Страх… это чувства”.
— Владычица Дуги, — радостно воскликнул Стрэйб. — Вы можете улыбнуться?
— Что? — удивилась “девушка”, широко раскрыв глаза.
— Я, кажется, понял, как ослабить хватку вашей силы, — гвардеец приблизился к владычице, чем заставил её ещё сильнее вжаться в свои одеяния. — Проводник вашей силы — это чувства?
— Я… не знаю… Возможно, и… сны, — неуверенно начала владычица. — У меня… не было возможности… понять. Всякий, кто… приходил… засыпал… и я не знала, почему.
— Когда мы пришли к вам, никто из нас не спал, были лишь вы, — начал развивать свои догадки Стрэйб. — Владыки не спят, а значит, проводник — не сны. Когда мы шли сюда от вашего брата Огана, мы были напуганы. Он раскалил свои владения столь сильно, что мы боялись сгореть. Возможно, сильный страх или даже просто любые чувства питают вас и вашу силу, — Стрэйб, набравшись смелости, взял Дуги за руку, отчего владычица вздрогнула. — Вы сами боитесь своей силы, боитесь навредить кому-то, боитесь отнять чью-то жизнь. Ваш страх перед собственной силой длился столь долго, что она стала неуправляемой. Вам нужно отринуть сомнения, совладать с чувствами и победить страх перед своей силой. Возможно, тогда вы наконец сможете совладать с ней.
Дуги смотрела на человека своими чёрными, как беззвёздная ночь, глазами, и было непонятно, что именно она ощущает по отношению к этому “безумцу”. Страх? Жалость? Гнев? А может быть, всё и сразу. Трудно понять, когда в глазах нет ничего, кроме темноты.
— Я… не знаю, — в сомнении зашептала владычица. — Я столько… лет… не могла осилить… силу. Я… могу попробовать… но может… не выйти.
— Нужно хотя бы попытаться, — с лёгкой улыбкой надежды произнёс капитан.
Теперь Атон видел, что на юном лице владычицы залегла лёгкая тень сомнения, но ничего говорить она не стала. Вместо этого она подобрала полы своего балахона, уселась поудобнее и закрыла глаза. Тишина была гробовой, даже тяжёлое дыхание Авивы и прерывистые вздохи Стрэйба, кажется, сделались неслышными. Лицо владычицы обратилось воплощенной сосредоточенностью, и Атон знал, что сейчас внутри этого хрупкого, пусть и прожившего многие столетия, тела ведётся борьба. Страх борется со страхом, один пытается взять верх над другим.
“Либо Дуги совладает со своими чувствами, либо Авива уже никогда не проснётся”.
— Прошу, — раздался тихий голос, — не умирай.
Ошарашенный капитан опустил голову и увидел друидку. Она всё ещё не открывала глаз, но теперь уже лежала на спине, говорила что-то сквозь сон и тянула руку кверху.
— Лес не спасти, — едва разборчиво продолжала бормотать девушка. — Не рискуй собой.
“Ну конечно. Самый страшный сон девы леса — это уничтожение владений её владыки”.
— Авива, — вновь позвал Атон свою спутницу. — Это всё нереально, ты спишь. Прошу, очнись.
Друидка не ответила. Она продолжала тянуть руку к небу и что-то бормотать.
— Его не спасти… Не надо… Лес горит… прошу… не умирай, Атон.
При звуке своего имени Стрэйба словно ударило молнией. Остекленевшим от изумления взглядом он посмотрел на свою спутницу и увидел… на её щеках слезы. Девушка продолжала бормотать, а поток слёз усиливался с каждой секундой.
Атон не знал, что именно толкнуло его на это: шестое чувство, разум или сердце? Собственно, это не имело значения: капитан знал, что это правильно, пусть другие бы сочли иначе. Заключив вытянутую руку девушки в свою ладонь, Стрэйб притянул её к своей груди, чтобы она почувствовала, как бьётся его сердце, как оно ждёт её в реальном мире. Затем Атон, несмотря на внутреннее сопротивление, наклонился к холодным губам своей спутницы и аккуратно коснулся их своими. Это был скорее не поцелуй, а что-то вроде напоминания о том, что он всё ещё здесь, ждёт её и не собирается умирать.
