Впервые старшие братья задумались: правильно ли они ведут себя в завоеванной стране. Но предпринять ничего не успели – в одну ночь крест Тэнгэра опустел. Лишь к вечеру сбившаяся с ног охрана поняла, что непокорные мастеровые ушли под землю.
Ломка камня на кресте Тэнгэра длилась много поколений и подземные выработки уходили на неведомую глубину. Под вторым ярусом алдан-шавара располагался третий и четвертый, а наклонные штольни уходили еще глубже, но там не бывал никто из чужих, а сами работники ревниво оберегали тайны подземелий, так что всякая выдумка могла оказаться правдой, а самые правдоподобные рассказы не имели никакого отношения к истине. Но видимо там оказался не только камень, но и вода, а может быть, и какие-то харчи, во всяком случае, ни сдаваться, ни помирать с голоду бунтовщики не собирались. А вот из цэрэгов, пустившихся следом, почти никто не вернулся.
Немногие уцелевшие рассказывали о камнях, неожиданно срывавшихся с потолка, про обвалы, погребающие разом дюжину воинов, о темных колодцах под ногами, где не умолкает крик падающего, и еще о дюжине дюжин страхов подземного царства. Лишь непокорных камнерезов цэрэги так и не видели.
В ту пору еще были возможны переговоры и примирение, но братья выбрали более жесткий и, как им казалось, верный путь. Прочесав окрестные оройхоны, они выловили семьи камнерезов и потребовали от восставших покорности, угрожая, в противном случае, перебить заложников. Чтобы доказать серьезность своих намерений, они казнили троих стариков.
Этого нельзя было делать ни в коем случае! Старики, хранители мастерства, были в особом почете на каменном кресте. В тот же день верхний, освоенный цэрэгами ярус алдан-шавара превратился в ловушку для тех, кто вздумал жить под крышей. Когда к вечеру солдаты убрали тяжелые плиты, разом закрывшие все входы, они обнаружили, что верхний ярус полон дыма. Больше двойной дюжины цэрэгов задохнулось в запертом алдан-шаваре, и лишь через несколько дней удалось достать их тела. А пока разъяренные завоеватели сладострастно изобретали пытки для схваченных женщин, землекопы устроили новую каверзу. Под утро участок земли, где стоял один из лагерей, с грохотом провалился вглубь оройхона, а выскочившие в буквальном смысле слова из-под земли бунтовщики перебили растерявшуюся охрану и, освободив своих домочадцев, увели их в нижние ярусы источенных словно губка оройхонов.
Потери этого дня оказались больше чем при завоевании всей страны. Устрашенные братья отошли с древних колдовских оройхонов, хотя попыток обуздать мятежников не оставили. Они пытались выкурить камнерезов дымом, но дым не шел в нижние ярусы. Хотели затопить шахты, отведя в алдан-шавар один из ручьев, но успеха не добились и здесь. Оставалось ждать, пока запертое в глубинах население перемрет с голоду. К сожалению, один из пленных старейшин сообщил, что именно на кресте Тэнгэра располагался главный продовольственный склад, и «если доблестные братья не вывезли провизию… ах, им не было известно о складе? Как жаль!.. Склады всегда были на каменных оройхонах – там много сухих пещер, которые все равно пустуют… Какое воровство? Там бывает только охрана и добытчики камня, а им красть незачем, у них и так все есть. На сколько хватит хлеба? Если бережно расходовать, то года на три. Но там еще наыс есть, сушеный туйван, вяленое мясо…»
Положение сложилось безвыходное. Вместо доходов вожделенный крест Тэнгэра приносил одни протри. В бесполезной войне с подземной цитаделью прошел год, а братья не только не усмирили непокорных, но уже и днем не осмеливались показаться в пределах полуразрушенных стен.
К этому времени созрел новый заговор. На этот раз взбунтовалась всего дюжина человек, но последствия их возмущение повлекло столь же тяжкие, как и война камнерезов. Забастовали сушильщики.
Издревле в земле старейшин сушильщики были презираемой кастой, так что с приходом новых властей в их жизни мало что изменилось. Сторож на суурь-тэсэге мог сколько угодно дудеть, оповещая о начале работы, подойти к авару сушильщика и проверить, чем тот занимается, он все равно не смел. Из недобродившей каши сушильщики пекли на аваре лепешки, а в корзинах с мокрым харвахом контрабандой получали от сборщиков чавгу, а порой и пахучее мясо шаварных зверей. Такое существование могло бы продолжаться долго, но наступил мягмар – великий праздник бессмертного Ёроол-Гуя. Прошлый праздник прошел почти незаметно, в стране еще не стихли бои, и народ предпочел затаиться, хотя победители не успели навести своих порядков. Но сейчас, когда установился мир, причин для отмены праздника не было. И пусть не шли к далайну канувшие в прошлое старейшины, пусть охотники сменили пики на серпы и даже в новогодние дни не приближались к запретному шавару, сушильщиков все это не касалось. Дюжина опаленных огнем людей построилась в жиденькую колонну и направилась к берегу, нестройно распевая: «О отец наш, Ёроол-Гуй!».
Выходка была настолько неожиданной, что разленившаяся охрана перехватила беглецов лишь у самой границы мокрых оройхонов. Преступление было серьезным: побег и явное поклонение дьяволу. За такие дела полагалось не менее полудюжины маканий, но судья помнил, что за люди перед ним и потому ограничился поркой. Экзекуцию сушильщики перенесли стоически, и жизнь, казалось, пошла по старому пути… но, как говорится, по той же тропе, да в другую сторону.
Неприкасаемость сушильщиков имела свою изнанку: они были нищи и всеми презираемы, но зато свободны от наказаний. Собственно говоря, это были единственные свободные люди в стране. Они соглашались жить впроголодь и умирать возле аваров, но плетей они не простили.
Спешить и действовать сгоряча сушильщики не привыкли – на подготовку ушло у них почти две недели. Но начав они действовали быстро и решительно, понимая, что когда харвах шипит на аваре – не время раздумывать.
Утро того дня началось как обычно, но вечером сигнальщик напрасно трубил конец работы – от аваров никто не появился. Сушильщики были в это время возле самой границы. Они шагали плотной группой, не скрываясь, так что пограничная стража заметила их издали. Две дюжины цэрэгов вышли навстречу, собираясь гнать нарушителей в лагерь. Цэрэги видели, что беглецы безоружны, и не ожидали сопротивления. Так что вряд ли они успели понять, что происходит, когда в них полетели дымящиеся свертки, и над далайном загрохотали взрывы. Еще ни в одной войне харвах не расходовался так щедро и неэкономно. Заряд, которым можно было уничтожить вчетверо большую армию, разнес стражников в прах. Не желая оставлять обидчикам плоды своего труда, сушильщики выпалили из стоящих возле поребрика ухэров и ушли в царство вана, где были приняты с нескрываемой радостью.
