Грязные, избитые, израненные люди с потухшим взглядом, не ожидая ничего хорошего, стояли и сидели на земле. Некоторые смотрели на меня и сразу отворачивались, а я разглядывал их и выбирал тех, с кем хотел поговорить.
— Вот этого в сторону, — я ткнул пальцев в крупного мужика с ярким красным шарфиком на рукаве разорванной шелковой рубахи, рыцаря, наверное.
— И этого, — следующим стал пехотинец, широкоплечий блондин с хмурым лицом, который озирался и, наверняка, хотел сбежать, младший командир, судя по повадкам.
— Ну и… Вот этого, — третьим выбрал щуплого юношу, который сидел на земле и плакал, одет как легкий кавалерист.
— Куда их? — спросил один из телохранителей.
— К колодцу отведите и дайте напиться. Сейчас подойду.
Воины выполнили приказ, а я увидел Кучебича и подозвал его:
— Подойди!
Вожак "диких" половцев приблизился и, улыбаясь, поинтересовался:
— Хан, ты видел, как мы рыцарей разбили?
— Видел и мне не понравилось. Почему в лобовой удар степняков пустил?
— Так получилось, — он развел руками. — Сотник Кода не сдержался, в атаку ринулся. Пришлось остальных в свалку кидать, а иначе всю сотню потерял бы.
— Сколько твоих воинов полегло?
— Два десятка убитыми и три десятка ранеными.
— Что с сотником станешь делать?
— Уже сделал, — он скривился, словно съел что‑то кислое. — Велел сломать ему хребет и в поле бросить. Все по закону. За ослушание — смерть без пролития крови.
— Правильно.
Кивнув, он отъехал, а я еще раз посмотрел на пленных и взмахнул рукой:
— Всех перебить!
Степняки, обнажив оружие, набросились на германцев, а я отправился к колодцу.
Пленные германцы слышали, как убивают их сородичей, но поделать ничего не могли. Опустив головы, они ждали, что будет дальше, и я обратился к ним на родном языке:
— Меня зовут Вадим Сокол, я вождь венедов и степняков. Кто честно ответит на мои вопросы, тому дарую жизнь.
Угроза! Я ее почувствовал от пленного рыцаря и когда он попытался наброситься на меня, был готов. Слегка отступил в сторону и подставил ногу. Он споткнулся и растянулся в пыли.
— Добить! — я кивнул на рыцаря.
Хрясь! Шмяк! Мечи телохранителей врубились в тело пленника и он, пару раз дернувшись, затих.
Продолжаю допрос
— Ты кто? — я посмотрел на пленного вояку, которого определил как младшего командира.
Он ответил моментально:
— Десятник Себастьян Могир.
— Откуда?
— Из Мейнингена.
— Куда направлялся ваш отряд? Кто командир?
— Направлялись на север, в подкрепление войскам герцога Альбрехта. Командир барон Филиберт фон Цаухе.
— С тобой еще поговорим, — посмотрев на третьего пленника, обратился к нему: — Кто таков? Из какого отряда?
Дрожащим голосом, с трудом сдерживаясь, он просипел:
— Ваша милость… Я Обен Пирр… Мой отец колонист из Фландрии… Живу в Магдебурге… Вступил в конную сотню наемного командира Марселлона…
— Он командовал конниками из Магдебурга?
— Нет — нет, ваша милость… Нас из города рыцарь вывел, Северин фон Барут…
— А… — я хотел задать ему еще несколько вопросов, но появился разведчик из группы варогов.
Я почувствовал нетерпение молодого воина и повернулся к нему, а он оставил коня, подбежал, наклонился и быстро зашептал:
— Вождь, наши братья рядом, вароги из Зеландии.
— Нашли все‑таки? — по губам скользнула улыбка.
— Да.
— Далеко они?
— Уже здесь, в деревне. Тебя ждут.
— Вести из дома принесли?
— Несколько писем.
— Скажи им, скоро приду.
Варог кивнул и отступил, а я продолжил допрос. Мог бы сразу с варогами встретиться и письма прочитать. Но мне следовало собраться и подготовиться. Наверняка, посланцы Свойрада принесли весточки от жен, и я понимал, что в их посланиях будет много боли и горя.
Пленные говорили охотно и выложили все, что знали. Кстати, знали они не так уж и много. Но основное я узнал. На подходе еще несколько крупных отрядов, которые направляются на помощь Альбрехту Медведю. А в Магдебурге много проповедников, воинов и припасов. Следовательно, город может выдержать длительную осаду и взять его измором не получится.
Когда пленные иссякли, я велел их отпустить и проводить под стены Магдебурга. Пусть они вернутся в город и расскажут о страшном разгроме, который устроили крестоносцам степняки. Слух должен прокатиться среди защитников Магдебурга, а потом он обрастет подробностями и выдумками. Люди будут сами себя пугать и через пару — тройку дней германцы станут считать, что нас не пятнадцать тысяч, а в пять раз больше. Я был уверен, что так и произойдет.
Степняки посадили католиков на лошадей и повезли к городу, а я еще немного посидел возле колодца, собрался с мыслями и встретился с варогами, которые прибыли из моего княжества.
Воспитанники Свойрада, два воина из первого учебного потока, опытные шпионы, не раз проникавшие на территорию противника, уже помылись, переоделись и подкрепились. Одного звали Витимир, второго Витигост. Я знал их и даже запомнил, что в прошлом году кто‑то из них женился и построил в Рароге дом.
Впрочем, это неважно.
— Какие вести принесли? — обратился я к варогам и присел на широкую лавку возле стены.
Ответил Витимир, который протянул мне обтянутый холстиной тяжелый пакет:
— Все здесь, вождь. Письма от ваших жен, от Свойрада, Поято, Саморода и Довмонтова.
— Всему свое время, — я принял пакет и положил его рядом. — А пока сам расскажи, что в Рароге делается.
— Как скажешь, вождь, — Витимир шмыгнул носом и начал рассказ.
Шпион говорил по существу, коротко и четко, как его учили, и картина событий, которые происходили в Рароге после моего отбытия в Дикое поле, нарисовалась быстро.
Поято, Свойрад, Самород, Довмонтов и другие близкие люди, в точности выполняли мои указания. Они делали все, что от них требовалось, но убийц, которых прислали германцы, прозевали. Свойрад замешкался, не сразу понял, что имеет дело с фанатиками, которым не дорога жизнь, и в итоге я потерял сына, наследника, плоть от моей плоти, кровь от моей крови. А в остальном все хорошо. Относительно, конечно, на фоне того, что на славянские земли обрушились крестоносцы.
В хозяйстве порядок — мастера продолжают трудиться, кузнецы куют и чинят оружие, строители укрепляют Рарог, купцы продают товары, алхимики производят огненные смеси и порох, селяне обрабатывают поля, а рыбаки каждый день выходят в море. В Зеландию с материка прибывают беженцы и часть, после проверки, остается в моем княжестве. Кто‑то временно, но большинство навсегда.
