Беллис проследила взглядом за следами, петляющими по выжженным солнцем холмам, и вдруг (дыхание у нее снова перехватило) ее взор остановился на нескольких выгоревших на свету домах, обиталищах, которые налипли на скалы, словно органические наросты: поселение анофелесов.
В бухте было безветренно. Небольшая группа облаков напоминали пятна белил вокруг солнца, но жар прорывался сквозь них и гулял среди скальных стен.
Ни одного живого звука не доносилось оттуда. Однообразные биения моря словно бы подчеркивали тишину, а не нарушали ее. Дирижабль тихо завис в воздухе, его двигатели сбросили обороты. Неподалеку покачивались, поскрипывая, самхерийские суда. Они были пусты. Никто не вышел встречать воздушный корабль.
Стражники струподелы в своих струпьях—доспехах вместе с кактами вели наблюдение, пока пассажиры спускались. Беллис сошла на землю, присела на корточки рядом с веревочным трапом и зачерпнула рукой песок. Ее дыхание участилось, громко отдаваясь в ушах.
Поначалу она не чувствовала ничего, кроме того, что под ногами твердая почва, которая не раскачивается в такт волнам. Она с удовольствием вспомнила, как должны вести себя ноги на земле, и только в этот момент поняла, что забыла об этом. Потом она переключила внимание на место высадки и внимательно осмотрела берег, впервые поняв, что выглядит он необычно.
Она вспомнила наивные гравюры в книге Аума. Стилизованное черно—белое изображение человека, стоящего в профиль на берегу, а вокруг него разбитые механизмы.
«Машинный берег», — подумала она и бросила взгляд дальше — за грязно—серый песок и гальку.
Чуть вдалеке она увидела то, что сверху приняла за валуны, — какие—то махины, нарушавшие однообразие берега. Это были двигатели. Приземистые и громадные, покрытые ржавчиной и патиной, давно выброшенные за ненадобностью, созданные в неизвестных целях, с поршнями, изъеденные временем и солью.
То, что выглядело камнями поменьше, оказалось частями более крупных машин, трубопроводами или более тонкими и замысловатыми узлами, манометрами, какими—то стеклянными штуковинами и компактными паровыми двигателями. Галька оказалась шестернями, зубцами, маховиками, болтами, винтами.
Беллис набрала в руки горсть — это был не песок, а тысячи крохотных храповичков, шестереночек, окаменевших пружинок — внутренности невообразимо маленьких часов. Каждая такая частица, свидетельствовавшая о разрушении, была как песчинка, твердая и нагретая солнцем, меньше крошки. Беллис пропустила их сквозь пальцы — руки покрылись темно—кровавым, цвета берега, налетом, окрасились ржавчиной.
Этот пляж был имитацией — металлической скульптурой, подражанием природе с использованием материалов свалки. Каждый атом был взят из какой—то разбитой машины.
«Из какой это эпохи? Сколько всему этому лет? Что здесь произошло?» — думала Беллис. Она пребывала в прострации и потому была способна испытывать лишь какой—то усталый страх. «Что за катастрофа? Какая битва?» Она представила себе морское дно вокруг бухты — целый риф из ржавеющих машин, содержимое фабрик целого города, брошенное гнить, отданное во власть волн и солнца, изъеденное ржой, разваливающееся на части, которые затем распадались на еще более мелкие частицы, выброшенные морем назад на берег, чтобы создать этот уродливый пляж.
Беллис подобрала еще одну горсть машинного песка и пропустила его через пальцы, ощущая запах металла.
«Вот об этой плавучей дряни и говорил Хедригалл, — поняла она. — Это кладбище испорченного оборудования. Здесь миллионы секретов превращаются в ржавый прах. Местные жители, видимо, перебирают эти залежи, находят что—нибудь, драят, отчищают и предлагают самые привлекательные штуки на продажу — две—три детали из тысячесоставной головоломки. Маловероятно и ненадежно, но, если удастся увязать в одно целое, сообразить, что к чему, одни боги знают, что из этого может получиться».
Она отошла от канатной лестницы, прислушиваясь к хрусту древних устройств под ногами.
Спустились последние пассажиры. Охранники внимательно оглядывали горизонт, о чем—то перешептываясь. Рядом с Беллис опустили на землю клеть с животными: от нее пахло хлевом, а ее обитатели шумно и с глупым видом принюхивались к неподвижному воздуху.
— Подойдите поближе и слушайте меня, — резко сказала Любовница, и члены экспедиции окружили ее.
Подошли механики и ученые, сидевшие на корточках пропускавшие железный песок сквозь пальцы. Некоторые, как Флорин Сак, направились к морю. (Он даже успел нырнуть, издав стон наслаждения.) Несколько мгновений не было слышно ничего, кроме бурунов, набегающих на ржавый берег.
— А теперь слушайте, если хотите остаться в живых, — продолжила Любовница. Люди тревожно зашевелились. — Отсюда до деревни в горах мили две. — Все подняли головы — склон горы казался пустым. — Держитесь вместе. Возьмите выданное вам оружие, но не пользуйтесь им, если только вашей жизни не будет грозить опасность. Нас здесь слишком много, и многие из нас плохо подготовлены. Мы не хотим в панике перестрелять друг друга. Нас будут охранять какты и струподелы, а они знают, как пользоваться тем, что у них есть, так что стрелять только в случае крайней необходимости… Анофелесы — твари быстрые, — сказала она, — голодные и опасные. Надеюсь, вы помните наши лекции, так что вам понятно, с чем можно столкнуться. Мужчины находятся где—то в деревне, и мы должны их найти. Чуть поодаль болота и вода, там живут женщины. И если они услышат или почуют нас, то заявятся сюда. Так что пошевеливайтесь. Все готовы?
Любовница сделала знак, и какты окружили их. Они открыли клеть с животными, которая все еще была прикреплена цепью к «Трезубцу», словно якорь. Беллис подняла брови, увидев ошейники на свиньях и овцах, которые рвались на свободу. Мускулистые какты удерживали их.
— Тогда пошли.
Переход от Машинного берега до поселка на склоне горы был настоящим кошмаром. Когда все осталось позади и Беллис вспоминала об этом переходе несколько дней или недель спустя, ей казалось, что сделать из тех событий нечто связное невозможно. В ее воспоминаниях не было ощущения времени, ничего, кроме отдельных образов, соединенных в какое—то подобие сна.
Жара стоит такая, что воздух вокруг Беллис свертывается, закупоривает ее поры, глаза, уши; она ощущает густой запах гниения и живицы, насекомых великое множество, они жалят и снуют в воздухе. Беллис вручили кремневое ружье, и она (это запомнилось хорошо) держит его на расстоянии от себя, словно оружие воняет.
