Услышав шорох и увидев входящего в шатер Хунгана, девушка едва не выронила из рук глиняную флягу: на лице посыльного полутысячника было ясно написано, что приведшее его сюда дело не терпит отлагательств и не имеет ничего общего с несварением желудка, чирьями или тяжелым похмельем какого-нибудь воина. Похоже, судьба уже протянула к ней с Эврихом свою костистую лапу и вот-вот ухватит за шкирку, дабы перебросить из огня да в полымя.
— Просыпайся, лекарь! Ведено вести тебя во дворец. Нынче либо взлетишь в седло удачи, либо голову потеряешь! — Хунган нетерпеливо тряхнул Эвриха за плечо, и тот, качнувшись, едва не упал лицом в костер.
— Что это с ним? Никак травок своих нажрался? — Посыльный еще раз тряхнул арранта и, каменея лицом, повернулся к Кари.
— Тс-с! Погоди, он беседует с Великим Духом! — Оставив свои горшки и сулеи, девушка шагнула вперед, словно намереваясь защитить не подающего признаков жизни лекаря, — Он не слышит тебя! Но если дело срочное, я напою его базильяром…
— Тьфу ты, пропасть! Нашел время с богами разговаривать! Давай пои его чем хочешь, лишь бы на ноги встал, иначе нам всем голов не сносить! Барикэ уже расхвалил его перед Хурманчаком, а во дворце ждать не любят!
— Сказал о нем Хурманчаку? — ужаснулась Кари. — Зачем Эврих мог понадобиться Хозяину Степи?
— Затем, что тот лекарей и знахарей со всего Ма-тибу-Тагала и его окрестностей собрал, дабы своего отравленного советника излечить. А толку от них — как вшей с карася! — ответствовал Хунган, наблюдая за тем, как девушка, поднеся к губам арранта глиняную бутылочку, пытается влить ему в рот целебное зелье. — А может, занедужил твой лекарь? Может, нельзя его во дворец?
По тому, как подозрительно прищурился посланник Барикэ, Кари догадалась, что тот слегка побаивается золотоволосого арранта и с большим удовольствием снес бы ему голову мечом, чем тащил во дворец. Уж очень не похож был чужеземный лекарь на местных знахарей, да и молодость его не внушала доверия. Одно дело воинские немочи врачевать, другое — советника самого Хозяина Степи пользовать. Хурманчак-то, ежели что, припомнит, кто пред его светлые очи чужака диковинного приволок, не только с Барикэ, а и с Хунгана стро-о-го спросит.
— Наделен мой господин замечательным даром. Полумертвого с помощью Великого Духа исцелить способен. А ты что же, камлания колдунов наших тоже с недугом путаешь? — поинтересовалась Кари безразличным тоном, чтобы посланник не заметил ее испуга. Подумать только, Эвриху предстоит врачевать советника Хурманчака, помочь которому оказались неспособны лучшие лекари Матибу-Тагала! Аррант, бывало, творил чудеса у нее на глазах, но случались у него и неудачи. А тут, коли не заладится что, пощады не жди — не вернется больше в шатер Барикэ…
Эврих уронил зажатый в кулаке пестик и глаза его обрели осмысленное выражение. Взгляд скользнул с лица Кари на Хунгана, и он, невесело усмехнувшись спросил хриплым, будто со сна, голосом:
— Случилось что? Барикэ тебя за мной прислал или опять рыбья кость у кого-то из воителей в глотке застряла?
— Во дворец тебя требуют. Собирай свои снадобья, да поживее! И так сколько времени даром потеряли, буркнул посланник и, убедившись, что аррант усвоил услышанное, поспешил прочь из шатра, процедив напоследок сквозь зубы: — У входа тебя подожду. Вонь развели — спасу нет! Таким смрадом только мертвецов оживлять! Не понимаю, как Барикэ дозволяет тебе свой шатер загаживать?..
— Кабы он сам в нем жил, так, верно, не позволил бы, — пробормотал ему вслед Эврих и, не поднимаясь с места, ласково погладил Кари по ноге.
Даже сквозь грубую ткань висящих мешком штанов девушка ощутила тепло его ладони. Затаила дыхание, сожалея, что на ней так много всего одето, а времени у них совсем нет. Неужели он может пойти и не вернуться? И ничем не помочь! Плачь, кричи — все бесполезно! Не остановишь, не защитишь, не предложишь отдать жизнь свою за него — некому предложить…
— Ты запомнила все, что я говорил тебе о Тилорне? Если я вдруг не вернусь, во что бы то ни стало доберись до Врат. Найди в Верхнем мире купцов из Аррантиады. Любой из тех, о ком я упоминал, с радостью тебе поможет…
— Не трать времени попусту! Я все помню. Пенал твой надежно спрятан, и я передам его этому… Тилорну. — Кари впилась губами в Эвриховы губы, прижалась к нему, чувствуя, как твердеют груди и разгорается в низу живота неистовое пламя желания. — О Великий Дух, как же ты несправедлив! Я… Пожалуйста, возвращайся! Эврих…
— Это из-за того самого советника Хурманчака? — Отстранившись от девушки, аррант шагнул к низкому столику, размышляя над тем, какие снадобья надобно взять с собой во дворец. Купленные у здешних травников коренья, семена и настои, на которые не пожалел денег Барикэ, отпускавший их на базар в сопровождении остроглазых воинов, были, разумеется, не лучшего качества. Многие растения Эврих никогда прежде не использовал, а о других вообще слышал впервые, однако выбирать особенно не из чего, и спасибо Тилорну, кое-что он в состоянии сделать гольми руками.
— Хунган не назвал имени, но и без того ясно, что тебя зовут к Имаэро. Раз о нем весь город говорит, то…
— Если мне посчастливится, его недуг сослужит нам добрую службу. Во всяком случае, я рад, что полутысячник сдержал слово и не упомянул о тебе.
— Так это, значит, ты его надоумил!.. — Девушка оторопело уставилась на арранта, набивавшего переметную суму склянками и горшочками с мазями. — Ты сам сказал ему, что можешь излечить Имаэро?
— По-моему, стоило рискнуть. Ну, как любят говорить твои соплеменники: «Ишалли тэки ай!»
* * *
Забавно было видеть выпученные глаза «бдительных» и «вечно бодрствующих», наев и лекарей, толпящихся вокруг ложа Имаэро. Недоумение, ужас, ярость и гнев поочередно изобразившиеся на их лицах, доставили Эвриху ни с чём не сравнимое удовольствие и живо напомнили школярские времена. Чувство нависшей над ним смертельной опасности отступило, и он подумал, что, даже если после всего сказанного им кто-нибудь из уттаров раскроит ему череп ловким ударом меча, это будет не худшим выходом из создавшегося положения. Лучшим, по крайней мере, нежели рабство у безмозглого ная или скудоумного тысячника.
— Ах ты, гаденыш!.. — выдавил из себя морщинистый, криворотый военачальник, которого заждались, уж верно, в своих Небесных чертогах Боги Покровители, и шагнул к арранту, намереваясь свернуть ему шею костистыми, исчерченными вздувшимися венами руками.
— Ублюдок заморский! Червь навозный! Смрадная грязь! Да как ты только вымолвить решился!.. — Оэ всех сторон к арранту потянулись жилистые руки, скрюченные от ненависти пальцы, свистнул покинувший ножны клинок. Опять просчитался, как тогда с сегва-нами, не ко времени вспомнил Эврих, но тут откуда-то слева раздался резкий и глубокий, колокольной чистоты голос: «Не сметь!».
