— Не съедят! Зубы сломают. — Ардагаст расправил одежду. В лунном свете блеснула чешуя панциря, надетого под кафтан.
Ларишка сняла покрывало, плащ, платье и осталась в кольчуге, шароварах и красных сапожках с золотыми бляшками. Потом спрятала одежду в сумку и достала оттуда пояс с махайрой и акинаком и два остроконечных шлема.
Ардагаст надел шлем:
— Ну вот, теперь можно и Масленицу праздновать в этой колдовской берлоге... А веселее всего будет, если и впрямь придут к нам Велес с Ладой, выпьют боспорского вина, закусят бараниной и уйдут Морану встречать.
— Чернобор тогда от злости лопнет! — расхохоталась Ларишка.
Любуясь стройной фигурой жены, на которой удивительно ладно сидела кольчуга, Ардагаст пожалел, что привёл Ларишку в эту западню.
— Слушай, может быть, спустишься сейчас с горы да проберёшься к русальцам или к засаде?
— Ну, знаешь! В одиночку двух медведей одолеть — такого и венеды не могут.
— Вот и отплатите за меня, если что...
— Конечно, отплатим! Разнесём всё это Ахриманово гнездо, ни один колдун, ни одна ведьма живыми не уйдут. Только тебя тогда даже Вышата не воскресит. — В её раскосых глазах блеснули слёзы. — Слышишь, с меня хватит и той ночи, когда ты через волчий лес и упырячье болото пробирался, а я... праздновала!
Ардагаст положил ей руки на плечи:
— Видишь, нам одно остаётся: победить, кто бы из той дыры ни вылез. И победим! Выйдем из этого царства чернобожьего к свету, к весне!
— Да! Как Морана с Даждьбогом.
Жертвенный костёр ярко разгорелся. Ларишка наполнила вином Колаксаеву чашу и сосуд с медвежьей головой. Ардагаст громко произнёс, обращаясь к двум медвежьеголовым идолам:
— Велес с Велой, Хозяева Леса! Шли мы через ваши владения дремучими лесами, гиблыми топями, выгоняли из них нечистую силу. Если не погрешили пред вами и перед Огненной Правдой, примите нашу жертву!
Вино полилось в пламя костра. Древним бронзовым ножом царь зарезал барана, а царица — овцу, и обе туши были брошены в костёр целиком. Проследив взглядом за дымом, поднимавшимся к небу, Ардагаст увидел среди звёзд Белого Всадника, приветственно поднявшего руку.
Зореславич поднял руку в ответ:
— Здравствуй, светлый боже! Хочешь увидеть, как смертные сражаются? Или эти звери и тебе не по силам? Что ж, мы, воины Солнца, вас, светлых богов, не посрамим.
В углу возле стены стояло в лодке на санях чучело Мораны-Масленицы — соломенное, в белой рубахе, понёве из рогожи, дырявом красном плаще, с длинными чёрными волосами. Лицо чучела было белое, как у покойника, зубастое. Страшное, уродливое — и всё равно смешное: зубы скалятся, а рот до ушей. Ларишка простёрла руки к соломенной богине:
— Морана-Анахита-Артимпаса! В эту ночь ты идёшь к людям из подземного мира. Помоги же нам победить тех, кто из этого мира выходить не должен. Помоги нам, несущая смерть и жизнь!
Они не слышали, как в Велесовом сарае жрец в рогатой скурате воззвал: «Проснитесь, Великие Медведи! Охотники пришли к вашей берлоге. Те, кто в святилище, — ваша добыча». И не видели, как на склоне горы появилась широкая проталина от частокола наверху до подножия, как внизу просела земля, открывая вход в пещеру. Они лишь услышали, как кто-то тяжело карабкается вверх по склону.
Вот над частоколом появились две огромные лобастые медвежьи головы. Две пары когтистых лап ухватились за брёвна, с треском выворачивая их из мёрзлой земли. В широкую брешь неуклюже пролезли два громадных, раза в полтора больше обычных, чёрных медведя. Большие тяжёлые головы зверей были низко опущены. Из-за более крупных передних лап в холке медведи были выше, чем в крестце. Глыбы мышц перекатывались под мохнатыми чёрными шкурами. И всё же звери, привыкшие, что все им уступают, не казались воинственными, хотя и не чувствовалось в них добродушия обычного бурого медведя.
Быть может, это всё-таки Велес и Вела? Но стоило Ардагасту шагнуть вперёд с Колаксаевой чашей в руке, как оба медведя поднялись на дыбы. Две пасти раскрылись, обнажая мощные зубы, и громовой рёв огласил городок.
В Велесовом сарае многие, услышав рёв, вскочили из-за столов, некоторые схватились за оружие.
— Мужи северянские, что ж вы? Там Солнце-Царя нашего медведям скормить хотят! — воскликнул Славята.
И в «раю», и в «пекле» сверкнули мечи и акинаки, поднялись тяжёлые посохи. Люди, громко ругаясь, двинулись с двух сторон на середину дома. Но верховный жрец взмахнул двоерогим посохом, и дорогу мужам преградили чёрные волхвы, выставившие перед собой жезлы с навершиями-черепами, окружёнными мертвенным белым сиянием. Эти жезлы мало кто видел в деле — волхвы зря в драку не лезли, — но все знали: даже лёгкий удар ими мог обездвижить руку или ногу, лишить сознания, а то и убить. Из-под рогатой хари раздался полный издёвки голос верховного жреца:
— Лишнего хлебнуть успели, мужи северянские? В Велесовом сарае не сражаются. Или с богами биться собрались? Так вы не боги и не избранники богов. А царь этот сколотный, может, избран как раз... богам на корм. — Он с силой ударил посохом в пол. — Садись все! Здесь только пьют, гуляют и молятся. Так что ешьте, пейте, гости дорогие, и молитесь, кому знаете. Только сами думайте, кто вам откликнется. Зверобоги в мир вернулись!
Ещё ехиднее наставляла людей чёрная козлиная харя:
— Молитесь, кайтесь, люди добрые! Вспоминайте, кто чем грешен перед лесными богами. Они смиренных любят, послушных, а не гордых да заносчивых. Как грехи замолить, что пожертвовать — мы, мудрые волхвы, вас научим.
— Остановитесь, северяне! Не лейте братской крови! — воздел посох Доброгост. — Пусть боги за нас всё решат. Куда уж нам, малым да слабым...
И сникли даже самые решительные, спрятали оружие, вернулись за столы. Вполголоса молиться светлым богам — вот и всё, на что они отважились. Более храбрые их сородичи остались лежать под Экзампеем. В «пекле» пьяными голосами затянули песню во славу бога-медведя. А за стеной уже раздавался не только звериный рёв, но и раскаты грома: то ли первая гроза бушевала, то ли и впрямь боги сошлись в битве.
Когда медведи двинулись на Зореславича с Ларишкой, Ардагаст спокойно взял в правую руку меч, а в левую — чашу, в которой уже вспыхнуло золотое пламя, и направил чашу на медведя. Ларишка же попросту швырнула в медведицу факелом и следом выхватила кривой меч и акинак. Но факел погас, словно попал в тёмную грозовую тучу, а не в густой мех. У медведя же шерсть только задымилась. Не простые звери выбрались из преисподнего мира...
Не привыкшие к отпору звери поначалу только ревели, отмахивались лапами и пятились, пока не отошли к пролому. Ардагаст даже крикнул им: «А ну, пошли вон!» И тут вдруг пасть медведя озарилась синим светом, и из неё с грохотом ударила молния. Ударила, но не достигла цели. Золотой свет, бивший из чаши, внезапно превратился в сияющую, почти прозрачную завесу, и молния лишь разлилась по ней синим потоком, будто дождь по слюдяному окошку. Медведица ударила молнией в тохарку, но золотистая преграда стала только шире. Звери стали обходить царя и царицу с боков. Тогда те стали спиной к спине. Золотистый купол теперь покрывал их со всех сторон, и синий огонь тщетно разливался по нему.
