– Это было давно и неправда… – Алексей провел ладонью по лезвию ритуального меча и двинулся вперед. На этот раз совесть его молчала: он отлично знал, почему, за что должен убить этого врага. И не испытывал ничего, кроме холодного азарта.
– Зомби, что ли? – предположил Пустынник и сделал прямой выпад.
Дикулин увернулся, рубанул – и теперь уже колдуну пришлось уворачиваться и отступать.
– Осторожнее! – взвизгнула Таня. – Вы же поранитесь!
– Нет, – покачал головой маг. – Для ожившего мертвеца ты слишком быстр. Интересно, а боль ты чувствуешь?
Он опять сделал прямой выпад – Леша снова увернулся, рубанул мечом, но на этот раз Пустынник не отступил, а сделал шаг вперед, с силой ударил его оголовьем меча в висок – места для обычного удара просто не было – отскочил влево и рассмеялся:
– Вижу, чувствуешь. Никак, ты и вправду жив? Забавно. Это сколько же у тебя жизней? Две? Семь? Девять?
– На тебя хватит… – Дикулин ринулся вперед, рубя то справа, то слева. Пустынник, подставляя под удары клинок, отступал, выискивая момент для контратаки, и неожиданно поднырнул противнику под руку, рубанул того по спине – но парень успел отскочить.
– Неплохо, неплохо, – кивнул маг и вновь сделал прямой выпад.
Алексей увернулся, рубанул – меч рассек воздух, а вот по его животу скользнула холодная сталь.
– Ай-яй-яй, мой мальчик, – укоризненно произнес Пустынник, показывая окровавленный клинок. – Никогда не повторяй во время боя один и тот же прием дважды. А тем более – трижды. Тебя на нем подловят.
От ворот послышался писк. Одна из медичек достала рацию, доложилась:
– Бригада сорок-восемнадцать, нахожусь в аэропорту. У нас тут один пострадавший, колото-резаная рана, везем в «дежурку». – Она отключилась и попросила: – Давайте быстрее, мальчики. У нас еще куча вызовов.
– Быстрее так быстрее… – Леша опять кинулся в атаку, рубя колдуна со всей силы. Но на этот раз тот отступать не стал, а широко расставил ноги и перехватил рукоять двумя руками.
– Старайся, старайся, – усмехнулся Пустынник. – Сейчас ты устанешь, и я зарежу тебя, как кролика.
– Не дождешься! – Алексей попытался уколоть его в лицо, но маг с неожиданной силой отбил его меч вверх, скользнул под руку вперед, на ходу перехватывая меч по-испански, и с силой вонзил его Дикулину в спину, чуть ниже левой лопатки. Сделал по инерции еще шаг вперед и выдернул оружие.
Антикварщица кинулась к падающему любовнику, подхватила, повернула на спину и быстро накрыла лицо платком:
– Носилки!
Под внимательным взглядом колдуна жертву уложили на каталку, вывезли из склада. Одна из женщин молча вынула из руки Пустынника меч, пошла следом за всеми. Ворота закрылись.
– Толя! – Танечка кинулась к нему, крепко обняла. – Толя, Толенька, ты цел? Тебя не ранили? Господи, как я испугалась! Что это было?
– Все как всегда, – обнял ее Пустынник. – Не обращай внимания.
– Да ты что, – всхлипнула она. – Толя, а ты вправду станешь чистить мне память?
– Конечно, нет, милая. – Колдун погладил ее по голове, продолжая смотреть на закрывшуюся створку ворот. – Я убил его, Таня. Я совершенно точно его убил. Пробил сердце, повредил позвоночник. Но у меня почему-то такое ощущение, что мы встретимся с ним снова. И опять будем драться.
– Опять? – испуганно охнула Таня.
– Здесь происходит что-то очень, очень странное, – прикусил губу маг. – Таня, ты не обидишься, если мы задержимся здесь еще? Очень хочется посмотреть, чем же все это закончится.
Озеро Ильмень. Лето 827 года до н. э.
Сшитый из наложенных внахлест и хорошо просмоленных досок баркас качался на высоких волнах, что так и норовили заплеснуть через борт. Затянутое тучами небо каждую минуту грозило обрушиться проливным дождем. Однако таков уж удел рыбака – не на погоду смотреть, а на сети. Вовремя улов не выберешь – рыба попортится, сети загниют, прочая рыба стороною ставень обходить будет. А потому: бойся, но работай.
Впрочем, на этот раз озеро щедро вознаградило за труд: в крытом трюме на корме уже стояло пять полных до краев корзин отборного сазана, леща, окуня. Даже линь в этот раз попался, хотя обычно ни в сети, ни тем более на удочки эта нежная и вкусная рыба не идет. Однако еще три корзины оставались полупустыми, и двое рыбаков в длинных кожаных робах надеялись заполнить и их.
– Батя! – обернулся на работающего веслом старшего рыбака тот, что помоложе. – Не идет сеть. Зацеп, видать.
– Ох, не ко времени, – с опаской взглянул на небо отец. – Ну да делать нечего…
Он решительно кинул за борт якорь, перебрался к сыну, вместе они потянули прочные конопляные веревки. Сеть поддалась, хоть и с трудом, но стала подниматься.
– Видать, топляк, – с натугой выговорил старший. – Порвет, зараза, ставень.
Однако вместо замшелого комля бревна над поверхностью показалась бледная голова с обвисшими по сторонам мокрыми волосами.
– Великая Мара! – охнул сын. – Утопленник! Ее подарок, Ледяной богини.
Тем не менее оба продолжали вытягивать страшный улов: хочешь не хочешь, а сеть вычищать нужно. Показалось тело, плотно обмотанное заплесневелой веревкой, ниже – старательно опутанный трехпудовый валун.
– Держи! – Отец выдернул нож, принялся резать опутывающие труп веревки.
Подгнившая пенька быстро расползлась под лезвием, отпуская добычу. Камень ухнулся в глубину, а тело влетело в баркас. Рыбаки сняли с пальцев и подбородка утопленника напутавшуюся на них сеть, перебросили через тычок на борту, чтобы проверять потом дальше. Склонились над страшной добычей.
– Ну что, бать, выкинем али волхвам отвезем, дабы тризну справили?
В этот миг утопленник открыл глаза.
Смертные завопили от ужаса во всю глотку, кинулись было в конец лодки, но удалось это только одному. Второго Изекиль удержал за ворот робы, привлек к себе, сделал глубокий вдох. Тело рухнуло рядом, а жрец закашлялся, выплевывая из легких воду, тину, грязь и каких-то мальков, успевших облюбовать безопасное местечко. Потом тяжело выпрямился и двинулся к пареньку, с воем мечущемуся на корме баркаса.
До Словенска Изекиль добрался только через два дня – уж очень тяжелой и неудобной в управлении оказалась лодка. За минувшее после схватки на Вороньем холме время город вырос невероятно, раздался вширь. Стены из мореного дуба поднимались на высоту десяти человеческих ростов и были именно стенами, широкими и прочными, а не тощим частоколом. Ворот теперь здесь имелось аж четыре, а округ города широко, чуть не на полстадии, раскинулись посады – ремесленные постройки, не поместившиеся внутри города.
