- Приоткрыть купол с восточного рубежа! — приказал Владыка Магистрата Энирал мысленной командой магам, контролирующим силовой барьер Светгардионов.
Золотое мерцание барьера прочертилось с вершины купола до самого низа яркими искристыми жгутами, проявляя взорам жителей Фиэнея и Генара истинный голубой цвет небес и вершин Тироля. С гордым ревом приветствия драконы Генара встречали собратьев, радуясь объединению в лихую годину, эльфы на улицах склонялись в почтении прижимая открытую ладонь к сердцу. В тайных подземельях Генара драконов ждали выкованные Богами оружие и доспехи, а сердца эльфийских воинов на улицах и площадях томились надеждой быть избранными драконами в свои всадники.
— Не сочти за труд, повтори еще раз, — разум Дрела плыл в волнах густого хмеля. — Я просто хочу еще раз услышать, и удостовериться что все это не игра… м-м-м… Да… Не игра моего воображения. Понимаешь… Эльф… непобедимый… сотканный из непонятно чего… Мой брат… кстати… Я для него что…что-то вроде мелкого такого клопа оказался… Настолько он легко со мной справился… Не вставай говорит у меня на пути…! А теперь ты… Что ты мне сказал…? Ну-ка? — крылья безвольно висели у Дрела за спиной раскиданные по полу. Он стоял, покачиваясь и опираясь на черный каменный парапет хрустального балкона домика Великих над пропастью. Перед его взором картинно падала куда-то в раскаленное ядро планеты бесконечная цветная лента материи. Рядом с ним, дрожа от волнения и тревоги, завис громадным телом Ениш.
— Я лишь сказал, Создатель, что было и то, что видел собственным разумом. В тревоге и смятении за твою жизнь Властительница Чари прибыла сюда, практически сразу, как я утратил след твоей души в предгорьях Тироля. Она рыдала и искала тебя. Я рассказал ей о черном духе, пересекшем Эндору от запада до востока с изменчивой светлой душой. Рассказал, что ваши пути пересеклись и ты… исчез из моего поля восприятия и только. Ррагор и Ррагур подтвердят тебе правдивость моего рассказа. А после…
— Да… да… Именно после… — покачивая в руке бокалом с густо зеленым хмельным напитком, требовал продолжения рассказа Дрел.
— После ее путь оборвался у стен Арллура… — траурной интонацией с трудом выдавил из себя смотритель Душ.
— Оборвался… Ага… У стен Арллура… — свесив голову над пропастью закрыл глаза зеленый Бог. — Да знаешь ли ты что это значит??? — вдруг взорвался криком не своего голоса, сия раскаленным голубым взором, Дрел. — А? А?
Енишь в страхе шарахнулся в сторону.
— Ее или Тень Нианны заманила в западню и убила, после воскресив в Арле. Тогда все кончено навечно. Воскрешенная Чари будет лишь куклой, слепленной Арлом в своем вкусе. Или… м-м-м, — простонал Дрел. Чудовищная душевная боль выгрызала сердце. Он закрыл глаза и в бесконечность пропасти, блеснув, умчались его слезы — Или она предала меня… Она предала себя, ничтожно умоляя Арла о помиловании. Понимаешь ли, что если так, то она сама убила в себе то, что я любил в ней — гордость, жажду свободы, отсутствие «нельзя» и «невозможно» не только в разуме, но и в самом сердце. Теперь она никогда не споет СВОИХ песен, а будет петь лишь то, что угодно ее Господу да Хотари с Хотаром! И самое омерзительное, что сделала она это по своей воле, ради себя! Она устала от мытарств и мучений на которые обрекла ее нежную трепетную душу моя любовь. Она устала и сдалась…Сдалась… — Дрел залпом осушил бокал и едва волоча ноги подбрел к хрустальному столику с фруктами, запеченным мясом и вином, заботливо накрытым для создателя Енишем.
— Мой разум бесконечно мал по сравнению с твоим, могучий повелитель Дрел. И я…я чувствую себя виноватым. Если бы я не поведал властительнице о твоем исчезновении…
— То это бы сделал кто-нибудь другой… Например случайное видение или мимолетный сон, невзначай навеянный Арлом и подброшенный в качестве прозрения… Расслабься старина. Нет в том твоей вины… Наши души… — Дрел со всей силы хватил себя раскрытой пятерней по груди, — выковываются ни кем-нибудь, а нами самими! Воля, несгибаемость, знание, вера — это лишь наш вызов бесконечным тайнам и барьерам Вечности. Они плавятся, текут и кристаллизуются в нашей душе только благодаря нашему разуму и нашему сердцу. Я не вижу другого… и никогда не признаю другую точку зрения. Это моя незыблемая нота, мой необорный жезл и несгибаемый клинок. И тем больнее видеть… видеть это… Чари… — впав во внезапную то ли дрему то ли задумчивость Дрел лил и лил вино в свой бокал пока оно не побежало кроваво-красной струйкой по столу и не забарабанило по полу.
— В пекло все! Да все! В его ненасытную глотку Забвения пусть отправляется весь мир! И пусть я ничтожный клоп, я найду то место у Арла ужалив в которое он взвоет и издохнет мразь! Один! Последний из уцелевших Великих! Я буду драться пусть со всем пантеоном Ночи, пусть я издохну в этой схватке, но я буду НЕВЕРОЯТЕН и ВЕЛИКОЛЕПЕН! Слышишь, ВЕЛИКОЛЕПЕН!!! Шум, Укишера, Нианна… Чари… — вы все кто был рядом, кем я гордился и кого любил, Дрел отправляется в свой последний… Ик… В свой последний одинокий поход к звездам! Буду геройствовать спасу нет!!!
Опираясь обеими руками о край стола, Дрел, пошатываясь, поднялся.
— Ениш, приятель! Ты свидетель моей клятвы и… А-а-а… да какая разница… — в картинном взмахе безразличия рука Дрела соскользнула с края стола, чуть не лишив Великого вертикальной позиции. — Ре-е-шено! Я отправлюсь в самое логовище этого гнилого, чванливого, погрязшего в самолюбовании де… де-спота! Деспота, демона… да впекло обоих!!! И еще раз, на дорожку, — допив бокал до дна, он хватил его в мелкие брызги об пол, — все в испепеляющее пекло! Будь здрав! Бывай… — руны прыжка под кистью Дрела блуждая, с трудом выстроились в кривой эллипс и Великий просто ввалился в него плечом, теряя равновесие в падении…
Несколько пространственных прыжков впечатывали пьянючего Дрела то в деревья, то в траву. Гулкие удары приземлений сопровождались длинными красочно-витиеватыми тирадами проклятий, но последний со всего маху сбил с него хмель чуть не утопив в прохладных водах реки уже близ скальных стен Арллура. Угрюмо насупившись, на этот раз Дрел молча выволакивал отяжелевшие намокшие крылья из потока.
Неизвестно что это было. Дикая ирония или язвительная насмешка Рока, но Дрел оставлял глубокие следы на том самом белом песчаном берегу где…
— Да чтоб мне провалиться, не сойдя с места! — ладонь смахнула влагу с еще замутненного хмелем взора, окончательно проявляя хрустальный блеск одиноко стоящей на берегу беседки. Той самой, которую Великий сотворил в ту самую ночь, когда к умершей и воскресшей Чари вернулся рассудок. — Ты невыносим, Арл! Побольнее ужалить, побольнее придавить резаную рану! Пустить хоть пару, но капель сладкой боли!!! Да?!
