Дело было к вечеру… Вплотную встал вопрос: ехать дальше или выждать тёмное время суток? Логичней было бы устроиться на ночлег, чтобы с утреца нажать и со свежими силами, но за это время расстояние между мной и нашим составом существенно вырастет, могу не догнать.
В комплект сухпая входил ещё и блистер с энергетиком. Шипучая таблетка растворялась в воде и придавала человеку сил. Эдакий «энерджайзер».
Я к химии всегда относился с опаской, да и инструктора предупреждали, что увлекаться энергетиками не стоит, только, когда так припёрло, что иного выхода не остаётся. Здоровье от них не улучшится, а вот побочек вылезет до хрена. Ну и если сидеть несколько дней, накроет такой отходняк, что откат после магии покажется детской болячкой.
Поддать газку или повременить? Подумав, я спрятал блистер назад в коробку. Пока справляюсь сам бля, без ансамбля. То бишь без химии.
Тут мои уши уловили до боли знакомый шум — характерные звуки идущего по рельсам состава.
Я его ещё не видел, ну, судя по направлению, поезд был попутным.
Тут мой взгляд упал на дрезину: в одиночку мне с рельсов её не снять — если состав не притормозит, снесёт тележку на хрен!
Ракетница, догадался я. Начну стрелять — машинист увидит сигнал, догадается, что к чему. Буду надеяться, что остановит состав.
Дальше… Так далеко я уже не загадывал. Попробую уболтать, чтобы взял с собой. У машинистов всегда есть радиосвязь — через него сообщу о том, что в округе творится невесть что. Эх, доказательств у меня маловато, но найдут трупы, поймут, что к чему.
Сейчас меня даже не волновал вопрос как эта история отразится лично на мне: если всплывут обстоятельства, из-за которых я тут болтаюсь как дерьмо в проруби, прилетит не только мне, но и фон Тизенгаузену. Однако всё закрутилось слишком круто, огласки похоже не избежать.
Я схватил ракетницу и припустил, что было сил по шпалам, оставив дрезину за спиной: тормозной путь состава долгий, может доходить до полутора километров. Я отбежал где-то на все два.
Поезд извивался подобно маленькой змейке, я уже видел кабину машиниста. Правда, она выглядела как тёмно-зелёное пятно.
Первая сигнальная ракета с шипением ушла вверх. Для закрепления успеха выпустил ещё две.
По идее уже сейчас машинист должен принять меры, засуетиться. Но поезд шёл, не снижая темпа. Вообще не похоже, что кто-то собирался нажимать на тормоз.
Может, у машинистов соответствующие инструкции? — запоздало мелькнула в голове мысль. Вдруг, им вообще запрещают останавливаться на определённых участках, а мне не повезло именно на таком участке оказаться?
Состав был всё ближе и ближе: ни предупреждающего рёва, ни звука торможения.
Что за хрень? Почему меня тупо игнорируют?
Я замах руками, заорал так, что казалось, скоро начну плеваться лёгкими. Никакой реакции: поезд — а это был товарняк надвигался с неотвратимостью смерти.
Поняв, что ещё пара секунд, и либо попаду под колёса, либо меня тупо сшибёт, я спрыгнул с насыпи и кубарем прокатился вниз.
Мимо со звуком и лязгом простучали одинаковые цистерны, а потом стремительно исчезли где-то впереди.
О том, что сейчас произошло с дрезиной, я догадался по звуку, напоминающему хруст сминаемой пивной банки. Какие-то железяки взлетели вверх и веером посыпались на дорогу, а поезд продолжил свой ход.
Зашибись, сука! Просто зашибись!
Хорошо хоть взял с собой винтарь, но вся остальное, вся моя жратва остались в дрезине и сейчас, наверное, уже перемолото в труху.
Мало того, что теперь придётся топать на своих двоих, так ещё и жрать больше нечего. В корешках и ягодах я понимаю не больше, чем в балете, а тратить на охоту драгоценные патроны… Короче, положение хуже губернаторского. Не знаю, правда, что это значит — знакомый губернатор всегда выглядел бодрячком и жил довольно неплохо, но раз так говорят, значит, действительно хреново.
Я отряхнул одежду, проверил всё ли в порядке с винтарём. Ну… хоть тут повезло, настоящему русскому оружию подобные испытания — так, пустяки. Сделано на совесть и прослужит ещё не одному поколению хозяев.
Материться хотелось до одурения, и я минут пять предавался отводил душу, складывая в адрес машиниста, поезда и вообще железных дорог все эпитеты, которые только знал. Даже придумал парочку новых.
Только проблемы это не решило.
Опять от меня сбежала, сука, последняя электричка… И я, ё… твою мать, по шпалам, бл…, по шпалам, сука злоеб…иду по привычке. Догоню, убью нах…
Кого — не знаю, но убью!
Первобытная злость помогла мне преодолеть метров двести, а потом до меня раздался какой-то очень странный звук. Если быть точнее — целая вереница звуков. И я готов съесть на спор свою шляпу, если то, что донеслось до моих ушей, не эхо от многочисленных взрывов.
В подтверждение моих слов я вдруг почувствовал как подо мной дрожит земля.
Что, ё… вашу мать там впереди произошло?! Неужели взорвался тот состав с цистернами? Если это так, страшно представить, какая жесть сейчас там творится. Наверное, горит всё, что может, и даже не может — в цистернах явно плескалась не водичка.
Не представляя будет ли от меня толк, я ускорился, даже побежал, с риском навернуться на шпалах и переломать ноги.
А где-то впереди продолжали бухать разрывы, а после каждого железнодорожная насыпь начинала ходить ходуном.
На бегу успел заметить жалкие ошмётки того, что когда-то было дрезиной. Поезд превратил её в набор непригодных запчастей, по сути просто размазал железную конструкцию.
У меня внутри всё перевернулось… настолько успел свыкнуться с этим средством передвижения. Я в мыслях обратился к ней, как к человеку.
Эх, спасибо тебе дрезиночка, спасибо, родная! Ты служила мне верой и правдой, помогла отмахать столько километров, спасла жизнь… И пусть спина болит, а руки в мозолях, но оно того стоило! Покойся с миром!
Постепенно картинка происходящего прояснилось. В клубах дыма и зареве пламени проступали очертания небольшого посёлка, расположенного возле железной дороги.
Эх, не поленись я тогда, отмахай на дрезине ещё немного и добрался бы сюда. Впрочем, не факт, что тогда бы мне повезло — чуть погодя сюда влетел бы этот бешеный состав и устроил здесь светопреставление. Так что у меня были все шансы попасть под раздачу и не уйти живым.
Вообще слабо верилось, что в этом кромешном огне и пламени есть живые. Но всё-таки они были: то тут, то там мелькали человеческие фигурки в тщетных потугах отстоять хоть что-то от всепожирающего огня.
Меня и пожарище отделяли сотни метров, но даже на таком расстоянии я ощущал, как пышет жарой пламя, как спирает дыхание от невозможности сделать хотя бы один нормальный вдох, и как покрываются в несколько слоёв копотью одежда и тело.
Даже бомбёжка с воздуха, не причинила бы посёлку урон, как взрыв одного товарного состава.
Я не видел пожарных. Возможно, посёлок был слишком мал, чтобы иметь свою команду, или героические эмчээсники погибли, сражаясь с огнём. Поэтому огонь тушили немногочисленные гражданские, вот только все их потуги были сродни сизифову труду.
Я не стал лезть в самое пекло, от меня там всё равно не было никакого толка. Слегка обогнул пожарище и вышел к чему-то, что можно назвать хутором: двум отдельно стоящим домам. Им тоже перепало от взрывов и огня: стёкла вылетели, на одном загорелась крыша, причём довольно серьёзно — ещё немного, и вся конструкция рухнет.
Моё внимание привлёк чей-то крик. Я обернулся на него и увидел безумного вида женщину, которая бежала к дому с горевшей крышей.
Её лицо было в саже, одежда порвалась и почернела, причёска растрепалась.
— Дина! — кричала женщина. — Дина!
Я встал у неё на пути.
— В чём дело? Я могу вам помочь?
— Пусти! — Она попыталась прошмыгнуть мимо. — Пусти, гад! Там, в доме, моя дочь — Дина! Она… она сгорит!
Я обернулся.
Дом быстро занялся. Из него уже вырывались длинные языки огня. Отпустить туда эту несчастную — значит, обречь на верную смерть.